Десять городов

Освальдо не знал ни минуты покоя. На улице ему не давали прохода: одни просили автограф, другие норовили оторвать пуговицу для своей коллекции, третьим хотелось дотронуться до него. Дома беднягу осаждали журналисты, продюсеры, издатели в надежде на новые интервью, книги, фильмы, холсты. Не переставая звонил телефон. Почтальон доставлял горы писем от девушек, мечтающих выйти за него замуж.

Чтобы удовлетворить спрос на автографы, один из продюсеров придумал гениальную вещь – посылать желающим чистые листочки бумаги.

– Неписаный автограф Освальдо! Какая прелесть! – Счастливые обладатели невидимого автографа берегли его ничуть не меньше, чем берегли бы чек на миллион лир.

Бедный Освальдо! Он больше не мог жить в этом городе – в этом сумасшедшем доме. Он объяснял всем, что не имеет ни малейшего отношения к искусству, что хотел посмеяться над доверчивыми рабами моды, но ему никто не верил. Кончилось тем, что он стал разгонять поклонников пинками, после чего счастливые поклонники бегали по городу и кричали:

– Смотрите, смотрите! Сюда я получил пинок от Освальдо!

Нет, хватит с него! Он не хотел участвовать в этом массовом надувательстве. Зачем ему успех? Всей душой он мечтал об одном – чтобы его оставили в покое.

И вот однажды ночью он незаметно выбрался из дома, точно вор. На улицах не было ни души. Он шел, не останавливаясь, до тех пор, пока не оказался далеко за городом – на высокой горе. Ноги его больше не будет среди этих безумцев! Он не желает, чтобы эпидемия успеха распространилась и на него. Лучше жить в полном одиночестве и никогда больше не слушать радио, не смотреть телевизора, не брать в руки газет и журналов!

«Вот теперь мой дом, – подумал он, увидев небольшую пещеру. – Здесь меня никто не найдет!»

Ранним утром он вышел из своего нового жилища и сладко потянулся. Над ним простиралось чистое, без единого облачка, небо, весело порхали птицы. Лаская слух, мягко шелестели кроны деревьев. Неподалеку журчал ручеек. Все было настоящим, от всего веяло поэзией – поэзией природы.

– Ах, какая прелесть! – сказал он, возвращая этим словам их истинный смысл.

– Ах, какая прелесть! – откликнулось громогласное эхо, заставив его содрогнуться.

Эхо? Как бы не так! То был хор, а не эхо. Из пещер, из-за кустов, из-за каждого камня на него смотрели восхищенные глаза, и лес поднятых рук посылал ему воздушные поцелуи. Сверху донизу гора была усеяна людьми: обнаружив бегство Освальдо, все население города тайно последовало за ним.

– Какая прелесть новая мода! – восторгались и стар и млад. – Какая прелесть жить отшельниками вместе с тобой! Какая прелесть этот Освальдо!

Люди подходили к нему все ближе, пожирая его влюбленными глазами. Кто-то набрался смелости и попросил у Освальдо автограф («Ура! Первый автограф отшельника!»), еще кто-то оторвал у него пуговицу. Сквозь толпу протиснулся журналист с блокнотом в руке:

– Вы не поделитесь с читателями первыми впечатлениями жизни в уединении?

Люди, напирая все сильнее, подогревали друг друга темпераментными восклицаниями:

– Не спускайте с него глаз! Мы должны делать то же, что и он!

– Это последний крик моды!

– Какая прелесть!

У Освальдо подкосились ноги. Ничего не видя сквозь слезы отчаяния, он молча опустился на камень.

СОЛДАФОНИЯ

КОГДА Я ВЫРАСТУ, Я БУДУ ВОЕННЫМ

В цивилизованных городах, таких, например, как Поэтония, Архитектория, Рафаэлия, если ребенок с утра до вечера бегает по двору с игрушечным автоматом и – тра-та-та-та-та – целится в кошек, собак, людей, его ведут в кино.

– Тебе нравится война? – спрашивает отец. – В таком случае посмотри этот фильм.

В зале гаснет свет – и начинается документальный фильм о Солдафонии, городе, где у власти стоит военная хунта и где слово «мир» равносильно ругательству.

Первые кадры запечатлели общий вид города. На каждом шагу – огромные казармы. Светает. Звучит утренняя зоря. А вот и торжественный подъем флага.

Улицы заполняются людьми. На всех – мундиры: мундир рабочего, школьника, чиновника, сестры милосердия. Самая почетная форма – военная. Встречаясь, люди отдают друг другу честь, и руки так и мелькают вверх – вниз, словно их дергают за ниточку. Трижды в день под музыку военного оркестра по городу проносят знамя, и тогда в действие приходят сразу все ниточки и люди вытягиваются по стойке «смирно».

Куда ни посмотришь, всюду плакаты: «ДЕРЖИ ЯЗЫК ЗА ЗУБАМИ! БОЛТУН – НАХОДКА ДЛЯ ВРАГА!», «ПРОХОД ЗАКРЫТ! ВОЕННЫЙ ОБЪЕКТ!», «СНАЧАЛА ПРОПУСТИ ТАНК, ПОТОМ ПРОЕЗЖАЙ САМ!». Патрули следят за тем, чтобы все щелкали каблуками, у ворот заводов и фабрик дежурят наряды пулеметчиков, в подъездах портье-часовые спрашивают у всех пароль.

По бульвару, печатая шаг, марширует взвод подростков в мундирах. Это идут в школу дети.