Десять городов

– Он не любит родину! – возмутился специалист по борьбе с партизанами. Голубые глаза Паоло по-прежнему смотрели безмятежно.

– Расстрелять! – дрожа от бешенства, приказал Великий Командор.

Действие третье

ЦВЕТЫ

Темной ночью в дальнем углу городского кладбища могильщик закапывал гроб из неоструганных досок. Когда в Солдафонии кто-то умирает, вернее – погибает на поле боя, его хоронят с почетным караулом, траурными знаменами, барабанной дробью, ружейным салютом. На этот раз ничего подобного не было – ведь хоронили расстрелянного дезертира. Проститься с Паоло не пустили даже родную мать.

Могильщику оставалось бросить еще несколько лопат земли, когда рядом остановилась костлявая старуха в белой рубахе до пят: она пришла с того участка кладбища, где с помпой хоронят тысячи павших, могилы которых украшены светлыми мраморными надгробиями с бронзовыми барельефами и лавровыми венками. Старуха с ненавистью вперила глубокие алчные глазницы в свежий холмик.

– Почему ты так смотришь? – дерзнул спросить могильщик. – Он не был моим другом. Все в Солдафонии – мои друзья, а этот нет.

– Кому-кому, а тебе-то хорошо известно, что я не люблю ждать. Не знаю, что бы я делала, если бы не вечные войны. Дожидаться, пока юноши станут мужчинами и только спустя много лет – стариками? Нет уж, спасибо, я предпочитаю зеленую молодежь.

– Но теперь он твой, – сказал могильщик.

– Конечно, мой, но я не забуду его лицо за миг до расстрела. В глазах не было ненависти, он и не подумал кричать «Отомстите за меня!» или «Будьте прокляты!». Даже в последнюю секунду он не хотел мне помочь. Я обожаю Солдафонию, это мой самый любимый город, но, как говорится, в семье не без урода: Паоло и мертвый не знает ненависти, не просит, чтобы за него отомстили.

Могильщик стоял с лопатой в руках, теперь уже не нужной, не смея произнести ни слова. Ему было не по себе при виде безглазой старухи, дрожащей не то от сильного ветра, не то от страха.

– Горе мне, – продолжала она, – если кто-нибудь еще, по его примеру… Нет, я надеюсь, этого не случится. Никто не должен знать, где он зарыт. Здесь не вырастет ни один цветок! – Она топнула босой ногой, и вокруг полегла трава. – Его могила должна остаться безымянной, так что смотри у меня, держи язык за зубами.

– Ну конечно, – пообещал перепуганный могильщик. Тень в белом скользнула прочь, и через секунду снова озирала ненасытными глазницами свои владения – бесчисленные могилы военных. Проводив ее взглядом, могильщик повернулся и весь похолодел: вокруг свежего холмика, под которым лежал Паоло, распускались цветы. А ведь Великий Командор, так же как только что Смерть, наказывал: «Ни одного цветка!»

Могильщик упал на колени и принялся судорожно рвать цветы. Но не было такой силы, которая уничтожила бы это море цветов с красивыми нежными лепестками.

НЬЮ-ГРАМОТЕЕВКА

ЕКСТРЕННЫЙ ВЫПУСК

Из газеты «Голос Нью-Грамотеевки»:

Насиление нашева города пережывает тижолый удар. Ксажилению мы вынуждины потвердитъ распространившийся па городу слухи о Чорнам банте.

Эта будит удар для читателей, васобинасти для маладежи которая, сама атверженно прелагает все усилия к тому, что бы стать ещо лучше. Однако дурные премеры заразительны, и позорное питно лажицця на всех нас. бедная наша гордость, пращщай навсигда!

Вспомнити славные вримина, кагда учитиля, которые приежжали в Громатеефку изза границы, умерали от разрыва серца. Вспомнити как круглые двоичники из других гарадов, приехаф к нам поражались нашим рикордам успиваемости. Эти прикрастные вримина навсегда ушли впрошлое и теперь мы заслуживаем всиопщева осуждения. «Малаццы, вы делаете успехи!» – похвалют нас, тагда как мы готовы будим сквось землю правалицца от стыда.

Хотя перо отказывается писать, наш долг журналистаф обязывает нас описать трагический случай. Итак пириходим кфактам.

Чорный бант, синвол, и гордость нашива города, сегодня в 12 часоф 57 менут…