Десять лет в изгнании

Накануне приезда в Москву, вечером очень жаркого дня, я остановилась на прелестном лугу; крестьянки в живописных нарядах, какие носят жительницы этих краев, возвращались домой с полей, распевая украинские песни, в которых похвалы любви и свободе звучат меланхолически и едва ли не жалобно. Мне хотелось увидеть их пляску; они согласились исполнить мою просьбу. Не знаю ничего более грациозного, чем эти народные танцы, исполненные со всей оригинальностью, какую сообщает изящным искусствам природа; в них высказывается некое сдержанное сладострастие; русской пляске очарование придает та смесь расслабленности и живости, которая, вероятно, свойственна также индийским баядерам. Смесь эта выдает присутствие в русском характере мечтательности и страстности — свойств, которые цивилизация до сих пор не обработала и не укротила. Меня поразила кроткая веселость этих крестьянок, в той или иной степени характерная для большинства русских людей, с которыми мне пришлось иметь дело. Охотно верю, что в порыве страсти они могут быть страшны; человек необразованный не умеет укрощать свою ярость. По причине той же необразованности они почти не имеют моральных принципов; они гостеприимны, но вороваты; они так же легко отнимают чужое добро, как и жертвуют своим, смотря по тому, что взяло верх в их душе в настоящую минуту — хитрость или великодушие.⁶⁷⁵ Оба эти свойства вызывают у них равное восхищение.

В таком поведении есть нечто, роднящее русских с дикарями, однако мне представляется, что среди нынешних европейских наций могучи лишь те, которые именуются варварскими, то есть нации непросвещенные, иначе говоря, свободные. Что же до тех наций, которые цивилизация научила лишь одному — терпеть любое иго до тех пор, пока угнетатель не посягнет на домашний очаг каждого, оправдывать властителей и извинять рабство, — они созданы для того, чтобы оставаться побежденными. Я часто пытаюсь вообразить, что сталось нынче с тем краем, который я видела столь покойным, с теми любезными молодыми крестьянками и теми длиннобородыми крестьянами, которые столь безмятежно покорялись воле Провидения: все они либо погибли, либо бежали из родных мест, но никто из них, конечно, не согласился служить победителю.⁶⁷⁶

Достойно замечания, насколько развит в России общественный дух. Многочисленные военные успехи русской нации, благодаря которым завоевала она репутацию непобедимой, природная гордость здешней знати, самоотверженность, свойственная простому народу, благочестие, имеющее огромную власть над умами, ненависть к чужестранцам, от которой Петр I пытался избавить своих подданных, просвещая их и цивилизуя, но которая тем не менее осталась у них в крови, — все эти причины вместе взятые при необходимости делают русских народом в высшей степени деятельным. Несколько скверных анекдотов, относящихся к прошлым царствованиям, несколько русских, живших долгами в Париже, несколько острот Дидро⁶⁷⁷ внушили французам, что в России нет ничего, кроме развращенного двора, раболепных офицеров и закабаленного народа; это великое заблуждение. Конечно, в обычных обстоятельствах для того, чтобы узнать эту нацию, требуется очень много времени; однако я оказалась в России в такую пору, когда все ее свойства сделались ощутительны; нет лучшего способа увидеть страну в самом выгодном свете, чем явиться туда в эпоху невзгод и подвигов. Повторю еще раз: нации этой присущи свойства самые противоположные. Быть может, причина этих контрастов в смешении европейской цивилизации и азиатского характера.