Десять лет в изгнании

В Петербурге, например, вельможи исповедуют принципы куда менее либеральные, чем сам император.⁷⁷² Привыкнув самовластно распоряжаться судьбою своих крестьян, они ради поддержания системы деспотизма ждут от монарха правления столь же самовластительного. Третьего сословия в России пока не существует, однако постепенно оно начинает здесь образовываться; принадлежащими к нему могут считаться сыновья священников и купцов, а также редкие крестьяне, получившие от своих господ право заниматься изящными искусствами. Вдобавок русское дворянство не похоже на дворянство немецкое и французское. В России дворянином становится всякий, кто получил военное звание.⁷⁷³ Становится здесь дворянином и всякий, кого этой милости удостоит император.⁷⁷⁴ Разумеется, знатные роды, каковы Нарышкины, Долгорукие, Голицыны и проч., будут всегда занимать в империи первые места, тем не менее аристократические преимущества в России принадлежат людям, в один прекрасный день возведенным в дворянское достоинство по воле монарха, а все буржуа мечтают, чтобы сыновья их сделались офицерами и тем самым вошли в сословие привилегированное. Посему всякая учеба прекращается в пятнадцать лет; юноши стремятся как можно скорее вступить в военную службу, всем же прочим пренебрегают. Теперь, разумеется, не время бранить порядок вещей, следствием которого сделались подвиги столь прекрасные, однако если в Европе вновь установится мир, можно будет заметить, не погрешив против истины, что в гражданском отношении внутреннее устройство России страдает покамест большими несовершенствами. Русские полны энергии и величия, однако зачастую как в управлении страной, так и в жизни частной им недостает порядка и образованности. Петр I, сделав Россию державой европейской, сообщил ей, без сомнения, большие преимущества, однако взамен окончательно покорил Россию деспотическому правлению, начала которого заложил еще его отец. Екатерина II, напротив, пользовалась предоставленной ей абсолютной властью с большой умеренностью. Способствуй политические обстоятельства установлению в Европе мира, иначе говоря, перестань земля страдать от зла, которое сеет на ней один-единственный человек, Александр мог бы заняться исключительно усовершенствованием собственной своей державы и сочинением таких законов, которые обеспечили бы России благополучие не только при жизни нынешнего ее правителя.

От императора я направилась в покои почтенной его матушки, которая посвятила всю свою жизнь супругу, детям и несчастным беднякам, ею покровительствуемым; даже клеветники ни разу не упрекнули вдовствующую императрицу в измене этим чувствованиям.⁷⁷⁵ Ниже я расскажу о том, как управляет она империей милосердия, располагающейся в самом сердце империи ее всемогущего сына.⁷⁷⁶ Императрица-мать живет в Таврическом дворце, выстроенном для князя Потемкина; путь в ее покои пролегает через обширную залу, своды которой поддерживает центральная колоннада. Половина залы занята зимним садом; цветы и деревья виднеются между колонн.⁷⁷⁷ Всё в этом дворце колоссально. Князь, его построивший, питал замыслы странные и исполинские.⁷⁷⁸ Он возводил города в Крыму исключительно ради того, чтобы императрица, проезжая мимо, бросила на них взгляд;⁷⁷⁹ он приказывал взять город штурмом ради того, чтобы доставить удовольствие красавице княгине Долгорукой, чьего сердца эти старания не тронули.⁷⁸⁰ Потемкина сделали тем, чем он стал, милости его государыни; впрочем, нечто своенравное, буйное и насмешливое разом, отличало большинство великих людей России, таких как Меншиков, Суворов и сам Петр I, а еще прежде Иван Васильевич. В уме видели они не источник наслаждений, а орудие борьбы; путеводителем же служила им собственная фантазия. Великодушие и варварство, необузданные страсти и суеверные страхи — все смешивалось в характере одного человека. По сей день даже самые родовитые из русских не принадлежат цивилизации в полной мере; одни походят внешне на французов, другие — на немцев, третьи — на англичан, но в душе все они русские, и это-то составляет их силу и самобытность, ведь любовь к отечеству есть, после любви к Богу, прекраснейшее из всех чувств, какие способен испытывать человек. Что же касается отечества, то оно вызывает привязанность истинно глубокую, лишь будучи во всем отличным от стран сопредельных; народы, живущие по соседству и схожие меж собою многими чертами, могут объединиться и присвоить новосозданному союзу имя отечества, однако полюбить эту философическую химеру они не в силах.⁷⁸¹