Десять ли персиковых цветков

Меня охватила дрожь. Однако вот что странно: когда его сладкие речи достигли моих ушей, они не показались мне тошнотворными. Наоборот, от удовольствия сердце ускорило свой бег; его слова невероятно тронули меня. Е Хуа был так красив, и, наверное, во всем свете не нашлось бы того, кто не дрогнул бы, услышав такие волнующие слова. Я не стала исключением, и под его глубоким взглядом слова невольно слетели с моих уст:

– Вы желаете меня сейчас?

Когда я поняла, что именно сказала, мне захотелось влепить себе крепкую пощечину. К счастью, Е Хуа никак не отреагировал. Мое лицо стало пунцовым, поэтому я подхватила лампу, собираясь как можно быстрее удалиться. Но не успела я сделать и шага, как оказалась в крепких объятиях принца. Подняв голову, я бросила взгляд на потолочную балку. «Бай Цянь, ты сама накликала на себя беду, теперь тебе не жить…»

От запаха вина, исходившего от Е Хуа, у меня закружилась голова. Он держал меня так крепко, и в этих объятиях весь стыд и тревога, что беспокоили меня, внезапно исчезли. Разум окутала нежная персиковая дымка, и я почувствовала, как мой изначальный дух покидает тело. Однако вряд ли мой дух действительно покинул тело, иначе как бы я снова произнесла нечто столь возмутительное?

– Неудобно заниматься этим у дверей, может, лучше переместимся на кровать?

Сказав это, я умудрилась применить заклинание и вернуть себе женский облик. Е Хуа поднял меня на руки, отнес во внутренние покои и уложил на постель. Я не понимала, как мне хватило смелости сказать что-то подобное? Несмотря на то что Е Хуа выпил слишком много вина, он все равно смог нести меня на руках. Его походка была довольно твердой, что вызвало мое восхищение. Я в недоумении лежала на кровати, а затем меня осенило.

Я не понимала своих чувств Е Хуа, но после слов Четвертого брата мне все стало понятно. Но так как осознание пришло слишком быстро, я еще больше была сбита с толку. В пьесах смертных героиня часто осознает искренность своих чувств к герою только после того, как между ними происходит близость. Возможно, после того, как это произойдет, мне все станет понятно и я наконец разберусь в своих чувствах к Е Хуа?

Когда он навис надо мной, его черные как смоль волосы защекотали мое лицо. Если уж на меня снизошло озарение, ни к чему скромничать. Я приподнялась, чтобы сорвать с него одежду. Его глаза неотрывно смотрели на меня, в них промелькнула искра, которая сразу же скрылась за пеленой непроглядной тьмы. Под его взглядом я почувствовала, как мои руки замерли, а сердце пропустило удар. Е Хуа убрал мою руку, которая лежала на его поясе, и улыбнулся. Я почему-то вспомнила что-то напоминающее кровать из бамбука. У принца на лбу выступили капельки пота, когда он, наклонившись ко мне, низким голосом прошептал:

– Может быть немного больно, но ты не бойся.

Я много лет живу на свете, и на каких только кроватях мне не приходилось спать, но, определенно, среди них не было ни одной кровати из бамбука. Словно в тумане, у меня перед глазами всплыла еще одна картина: на кровати смутные очертания какой-то девушки. Ее лицо я не помнила, однако звук ее тяжелого дыхания ничем не отличался от моего. Я почувствовала, как краска залила мое лицо. Может, эти картины – лишь часть моих грез? Неужели в моих мыслях о Е Хуа давно не осталось ничего… приличного? Пребывая в полном недоумении, я вдруг поняла, что открыла новые грани в своем сердце. Кто бы мог подумать, что я всегда представляла такие вещи с Е Хуа… В моем-то возрасте… Какой позор. Я вела себя нескромно, мне было очень стыдно. Схватившись за сердце, я глубоко вздохнула. И опустила взгляд… Мамочки, куда же подевалась моя одежда?

Е Хуа, все еще склонив голову, смотрел на меня. Его глаза пылали огнем, однако выражение лица по-прежнему оставалось спокойным.

– Было трудно избавить тебя от одежды, поэтому я решил прибегнуть к магии.

Усмехнувшись, я ответила:

– Кажется, тебе уже совсем не терпится.

Мягкий свет жемчужины Ночи нежно ложился на его кожу сквозь занавески. Кожа принца была белой, как фарфор, из которого изготовлена моя любимая чаша в Цинцю. Однако он вовсе не казался женственным. Сквозь кожу проступали мыщцы, от груди до живота тянулись нити шрамов, что придавало ему мужественности. У Е Хуа было очень красивое тело.

Он наклонился к моему уху и, усмехнувшись, хрипло прошептал:

– Ты права, моему терпению пришел конец.

Очнувшись глубокой ночью, я поняла, что в голове у меня творится полная неразбериха. Свет, исходивший от жемчужины Ночи, был приглушен заклинанием Е Хуа. Я лежала в объятиях принца, крепко прижимаясь к его груди. Мое лицо было прижато к шраму, что пересекал его грудную клетку.

Возвращаясь мыслями к событиям прошедшей ночи, я могла вспомнить лишь колыхающуюся над головой занавеску. Когда я, изнуренная его ласками, погружалась в сон, то смутно услышала, как он произнес:

– Даже если это единственный раз, когда ты целиком и полностью принадлежала мне, даже если ты пошла на это только для того, чтобы заполучить лампу, ради Мо Юаня… Я ни о чем не жалею.