Десять месяцев (не)любви

Что это — сарказм? Издёвка? Какой-то тонкий намёк? Полина совершенно растерялась, не зная, как реагировать на этот странный выпад, тем более, что Илона Эдуардовна сама выписала ей то злосчастное освобождение.

Попрощавшись, она торопливо ушла, но, спускаясь вниз по лестнице, всё никак не могла отделаться от неприятного послевкусия короткого разговора с русичкой. Полина всё вспоминала этот тон… и взгляд. Илона Эдуардовна так внезапно изменилась, стала холодна и неприветлива с ней. Ну, положим, пятикурсники и впрямь слегка утомили её своей тотальной безграмотностью — но к чему так леденить глаза и язвить конкретно в адрес Полины? Она-то здесь при чём?..

Расстроенная Полина решила пока вернуться в общагу, чего зря околачиваться в универе целых полтора часа… Однако, не успела она сделать и пары шагов, как услышала знакомый голос, окликающий её:

— Кострова!..

Полина быстро обернулась, не веря своим ушам. Так и есть: от автобусной остановки шагал доцент Громов собственной персоной.

— Доброе утро, — поздоровался он с ней. — Вы уже уходите? Я, видите ли, подготовил для вас список статей, которые необходимо прочесть для дальнейшей работы…

— Ой, спасибо! — смущённо и обрадованно отозвалась Полина. — А я вас искала на кафедре, Марк Александрович, но мне сказали, что вы появитесь только к третьей паре.

— Да, у меня два “окна” подряд, но я решил приехать пораньше. А зачем вы меня искали?

— Хотела показать вам то, что сделала за эти дни, — Полине снова стало страшно, как на экзамене, в ожидании громовского вердикта. А ну как окажется, что она понаписала белиберды?

— Тогда, может быть, вернётесь со мной на кафедру? Я почитаю, обсудим… Или у вас сейчас дела?

Она замотала головой.

— Нет-нет… у меня первая пара тоже свободна.

— Отлично! — широкая улыбка снова озарила его лицо. Было в нём сегодня что-то необычное… празднично-весёлое — такое, что, глядя на него, хотелось улыбаться и беззаботно шутить в ответ.

И — надо же было этому случиться! — прямо на лестнице они буквально столкнулись с Илоной Эдуардовной, которая спешила на занятие к пятикурсникам.

— Доброе утро, Марк Александрович! — поздоровалась, буквально пропела она. Полину поразил её голос — столько в нём было нежности… или почудилось? Но краем глаза она ухватила отблеск ответной улыбки Громова, и в груди защемило. Неужели это то, о чём сразу можно было подумать? Так быстро? Так резво? Громов же совсем недавно приехал в город… А может, всё-таки показалось?

Между тем, Илона Эдуардовна перевела взгляд на Полину — и от её ласковой нежности не осталось и следа. Русичку буквально перекосило, но она нашла в себе силы никак не комментировать их совместное появление.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Ревнует она его ко мне, что ли, осенило вдруг Полину. Но она тут же отвергла эту мысль: да ну, бред. С какой стати? По какому поводу?.. Однако ревность многое объяснила бы в её поведении…

— Пойдёмте же, Полина, — Громов кивком пригласил девушку следовать за собой, поскольку она замешкалась, стоя на ступеньках и глядя вслед гордо удаляющейся Илоне Эдуардовне. — Такое ощущение, что вы засыпаете на ходу. Выходные удались? — пошутил он.

Полина встрепенулась и виновато посмотрела на доцента.

— Извините, Марк Александрович. Просто немного задумалась.

Усадив Полину на стул, который едва-едва вмещался в тесное узкое пространство между стеной и столом, Громов удобно устроился напротив и надолго погрузился в чтение, периодически делая на страницах какие-то пометки карандашом и не произнося при этом ни слова.

Полина старалась не выдавать своего волнения, наблюдая за тем, как он читает её работу. Когда Марк Александрович оторвался от чтения и устремил внимательный взгляд на студентку, она подобралась, настроенная на обстоятельную и уважительную беседу.

Поначалу всё шло довольно сносно.

Полина на всякий случай заранее решила не возражать, не спорить, быть покладистой и послушной. Она деловито приняла от Громова несколько общих замечаний о методологии и о жанровых различиях в фольклоре. С удовольствием покивала, соглашаясь с утверждением, что главный признак “нефольклора” — отсутствие художественности… Ей даже ненадолго показалось (и польстило слегка, чего уж), что этот взрослый, солидный, учёный человек — доцент! — разговаривает с ней, как с равной. Но тут он сердито ткнул карандашом в одну из страниц Полининой работы, и иллюзия “равенства и братства” рассеялась без остатка. Никакого равноправия — напротив, она почувствовала себя провинившейся школьницей, вызванной на ковёр к директору.

— У вас, госпожа Кострова, — начал он, и её буквально обдало холодом и отчуждением от этого официального обращения, — к сожалению, отсутствует чёткое понимание, что есть флоклор, а что — подделка, устные произведения отдельных лиц, выдаваемые за народные.

Полина закусила губу, стараясь не выдать, как она расстроена.

— Всё-таки трудно определить, что — фольклор, а что нет… — робко и нерешительно возразила девушка.