Десять месяцев (не)любви

Немного подумав, она вскочила на подножку первого же подошедшего трамвая — и путешествие продолжилось, только уже не на своих двоих. Полина не задумывалась о том, куда и зачем её несёт. Она просто ехала от первой до последней остановки, затем пересаживалась из одного трамвая в другой — и снова ехала, словно неосознанно заметая следы. Смешно, кто бы стал её преследовать?..

Телефон она заблаговременно отключила, понимая, что как минимум Катя точно обеспокоится её отсутствием и начнёт названивать. Не было сил разговаривать даже с ней. Полина обязательно перезвонит и что-нибудь придумает… позже.

За несколько часов она объехала весь город вдоль и поперёк, даже не отдавая себе в этом отчёта. Легче не становилось, наоборот — на душе с каждой минутой делалось всё горше и горше.

Постепенно совсем стемнело. Полина привалилась лбом к холодному стеклу и равнодушно наблюдала, как мелькают снаружи огни фонарей, ярко освещённые витрины и неоновые рекламы.

На очередной остановке трамвай выпустил наружу практически всех пассажиров. В вагоне остались только сама Полина и какой-то молодой мужчина. Она рассеянно окинула взглядом его высокую худощавую фигуру. Было в нём что-то смутно знакомое — и в самой позе, в этой манере стоять, заложив ладонь за отворот полурасстёгнутой куртки, и в его чуть взлохмаченных тёмных волосах, и в том, как он мельком взглянул на часы на своём запястье…

Поздравляю, Полина, мрачно сказала она мысленно, тебе уже и в общественном транспорте Громов мерещится — дожила!

Однако мужчина, словно почувствовав её взгляд, повернулся… и Полина чуть не закашлялась от неожиданности. Это и в самом деле был Марк Александрович. Судя по всему, он пребывал в таком же шоке, завидев свою больную студентку в пустом трамвае в этот, довольно-таки поздний, час.

— Полина? — нерешительно окликнул он её, будто тоже решил поначалу, что это всего лишь галлюцинация.

Она оторвалась от стекла, к которому прислонялась головой, выпрямила спину, непроизвольно скрестила руки на груди и застыла в сильнейшем внутреннем напряжении. Она просто не была готова к этой встрече. Совершенно. Ну и видок у неё сейчас, должно быть…

Громов сделал несколько шагов по вагону — из одного конца в другой, в Полинином направлении. Она ещё больше оцепенела от волнения и страха. Какими жалкими и смешными сейчас казались ей недавние мысли о том, что нужно записать Громова в телефоне как отца её детей… Шуточки, наивные девчачьи глупости, а ведь он — совершенно чужой, посторонний человек, взрослый и очень серьёзный. Или она просто отвыкла от него за эти дни? Вот сейчас он идёт к ней, а у неё от страха отнялся язык и руки дрожат, тоже мне — мечтательница!..

— Вы что здесь делаете? — с удивлением спросил Громов, присаживаясь рядом. — Я думал, вы всё ещё нездоровы.

— Мне… уже лучше, — хрипловато отозвалась она. Он с недоумением и тревогой всматривался в бледное лицо девушки.

— Что-то случилось?

Она не ответила. Да и что тут можно было сказать?

— Куда вы едете? — спросил Марк Александрович. Вот же дотошный…

— Так… катаюсь, — выдавила Полина из себя. Он изменился в лице.

— Слушайте, ну это не дело… Давайте-ка, я провожу вас до общежития.

— Нет-нет, пожалуйста!!! — она отчаянно замотала головой и зажмурилась, чтобы сдержать рвущиеся наружу слёзы. Поздно: они всё равно хлынули из-под сжатых век…

Она плакала, боясь взглянуть на него, стесняясь вытирать обжигающие мокрые дорожки, остающиеся на её холодных щеках, и не сразу поняла, что Громов что-то ей говорит.

— Вот, возьмите, — услышала она и, открыв наконец глаза, обнаружила, что он протягивает ей носовой платок. Некоторое время Полина растерянно моргала, не сразу сообразив, что от неё требуется. Тогда он приблизил руку и осторожными, бережными движениями сам вытер её заплаканное лицо. Она замерла, забыв в эти мгновения даже то, как дышать… и отмерла, только когда Громов произнёс:

— Сейчас будет конечная. Потом трамвай идёт в депо.

Она машинально поднялась с сиденья. Трамвай плавно остановился, распахивая двери, чтобы выпустить двух последних пассажиров. Боясь, что Громов вздумает подать ей руку при спуске, Полина торопливо спрыгнула с подножки сама, вперёд него. Независимо остановившись в нескольких шагах, она засунула руки в карманы, снова надвинула капюшон на глаза и нахохлилась, как воробей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Я правильно понял, — осторожно спросил Громов, — что вам сегодня негде ночевать?

— Есть где, но я туда не пойду, — с вызовом сказала Полина. — И не надо, пожалуйста, Марк Александрович, уговаривать меня, как маленькую, и провожать до общаги! Я взрослый самостоятельный человек. Я не пропаду. Вон… в гостиницу пойду, — отчаянно храбрясь, заявила ему она. Это спонтанное решение и впрямь показалось ей разумным. По крайней мере, перетерпеть одну ночь… а дальше будет легче, ведь утро вечера мудренее, так?.. Правда, денег у неё было не очень много, но на самый скромный номер в обрез должно хватить.