Десять минут второго

Боже мой, надеюсь, когда годам к шестидесяти пяти она получит Нобелевскую премию, то будет в состоянии сказать не только «спасибо». Мне хочется подойти к Альве и хорошенько встряхнуть ее.

Сванте расставляет всех для снимка. Могге пролезает вперед и показывает указательный и средний пальцы. А мы с Юлией забираемся подальше назад.

– Победительницей должна была стать ты! – шепчет мне Юлия.

– Я не отправляла в газету ни одного текста.

– Что?

Я пожимаю плечами. Я и правда ничего не отправляла.

Несколько раз щелкает вспышка. Альва стоит к нам спиной. Теперь она станет известной. Известным автором. Им должна была стать я. Мою книгу должна рецензировать Юкико.

50

После уроков мы вываливаем из класса. В рекреации стоит Сванте. Он уже взял у Альвы интервью и теперь убирает вещи в черный рюкзак.

– Майя, подожди!

Мы с Юлией оборачиваемся. К нам подходит Стина.

– Майя, Сванте хочет поговорить с тобой.

– Со мной?

Стина подзывает Сванте взмахом руки и подводит меня к нему.

– А что случилось? – спрашиваю я.

– Просто подойди.

У Сванте большая мозолистая ладонь, и, когда он жмет мне руку, моя по сравнению с его кажется совсем маленькой.

– Мы получили твой фильм, – говорит он.

Я только киваю в ответ. По сравнению с победой Альвы это всё гроша ломаного не стоит.

– Он просто невероятный. Ты талант!

– Спасибо.

– Я еще не видел более пронзительного фильма. А мы как раз искали такую историю. В которой есть страх будущего.

Мои щеки полыхают. Я совсем как Альва.

– И это полноценный фильм, – говорит Сванте, кивая головой. – Он ведь не участвовал ни в каком конкурсе.

– Не участвовал, – говорю я.

– Но мы хотим показать его. Можно? На вручении награды Альве. Мы проводим мероприятие совместно с книжным магазином Кируны и хотели бы включить твой фильм в программу.

Я не верю своим ушам.

– Вы хотите показать мой фильм? Жителям Кируны?

А я-то думала, что они будут смеяться над моим фильмом у себя в редакции. Сидеть и хихикать. Я тут же пожалела, как только отправила ссылку на фильм в «Кирунатиднинг».

– Ну разумеется. Его ждет успех. В фильме ты показала всё, что связано с переносом Кируны. Районы, с которыми связаны детские и юношеские годы жителей города, поэтому мы и организовали конкурс рассказов. А тут ты присылаешь фильм, и всё приобретает нужный ракурс. Он невероятный, Майя!

И я выложу все свои страхи, всё свое отвращение к LKAB в фильме, который увидит вся Кируна? И Альбин!

– Не знаю.

– Но его нельзя не показать, он слишком хорош! Послушай, может, ты подумаешь как следует? Мне кажется, жители Кируны должны его увидеть. И власти Кируны тоже.

Власти. Дедушка Альбина. Я не упоминаю его в фильме, но поймет ли меня Альбин? Поймет ли, зачем я это сделала?

– Я свяжусь с вами. Мне нужно подумать, – отвечаю я.

Сванте обессилен.

– Я действительно надеюсь, что ты согласишься. Обещай, что свяжешься со мной, как только примешь решение.

Сванте протягивает мне свою визитку. Я кладу ее в задний карман брюк. Что выбрать? Кинопремию «Золотой жук» или Альбина?

51

Льет дождь. Капли стучат по крышам машин. Дворники двигаются вправо-влево. Мы сидим в одной из машин LKAB – в маленьком джипе с кузовом. И вдруг всё стихает. Мы заехали в шахту. Дворники смахивают со стекла остатки воды. Нам предстоит спуститься на восемьсот метров. Папа барабанит пальцами по рулю в такт играющей в машине музыке. Вдох – выдох.

– Знаешь эту песню, Stayin’ Alive?[8]

– Нет, не знаю.

– Если придется однажды спасать кому-нибудь жизнь, делая массаж сердца, стоит про нее вспомнить. В ней правильный ритм. Надавливая на сердце, нужно просто попадать в каждый такт.

Папа убирает руки с руля и, напевая, демонстрирует в воздухе движения при массаже сердца.

Хорошо, что он готов спасти меня. Но что-то мне подсказывает: случись что неладное, он даже не вспомнит ритма этой песни.

Радио шипит, скрипит – мы потеряли волну, – и папа выключает его. Фары освещают стены тоннеля. Навстречу нам едут отдельные машины. Мы всё время поворачиваем, но я знаю: можно быть уверенной, что папа знает дорогу, хотя мне и трудно сидеть безучастно. По пути ему встречаются какие-то знакомые, и он приветствует их дальним светом.

– Еспер, – произносит папа.

Как будто это имя мне о чём-нибудь говорит. Вдох – выдох.

Мы получили особое разрешение спуститься к месту работы отца. Папа не раз упоминал, что LKAB не приветствует посещения шахты посторонними людьми, но для нас сделали исключение.

– Сколько занимает спуск в шахту?

– Минут десять. А ближе к отметке в тысячу триста шестьдесят пять метров – еще двадцать.

Двадцать! Я чувствую, как мне сдавливает грудь из-за нехватки кислорода.

– Это если нет очереди, а если есть, то дольше. Иногда бывает, что спуск занимает и сорок минут. Стокгольмцы считают, будто знают, что такое очереди. Ха! Ну тогда не мешает им спуститься в нашу шахту.

Папа посмеивается и показывает на указатели, объясняя, какая дорога ведет на юг, а какая на север. Он и в самом деле забыл о том, что я ужасно боюсь. А если мы застрянем в очереди? На восьмистах метрах под землей?