Свое обещание Хелен сдержала. Уже в следующий понедельник я стала секретарем владельца империи недвижимости, у которого секретарши, как меня предупредили, не задерживались, поскольку он регулярно доводил их до слез. Однако из моего «психологического портрета» следовало, что скверный характер магната меня не слишком пугал — при наличии в кабинете естественного освещения и красивого вида из окна. Окна офиса магната выходили на Гайд-парк; вековые деревья оберегали мое душевное равновесие. Платил крез щедро (в соответствии с еще одним важным пунктом моей анкеты) и оказался в достаточной степени оригиналом, чтобы вызывать интерес (опять же, отвечая моим требованиям). Машинописью он меня не загружал, стенографией и того меньше, что не могло не радовать. Откровенно говоря, на основе моих ответов Хелен сделала вывод, что я «не гожусь для секретарской работы», однако закрыла на эту мелочь глаза, объяснив позже, что «поиски идеальной для тебя работы заняли бы вечность, а квартплата не ждет».
Хелен пригласила меня к себе и завалила полезными сведениями о жизни в Лондоне: лучшие бары, лучший фитнес-клуб, лучшие места для прогулок в парке, лучший в Челси магазин секонд-хенд («только дизайнерские вещи, некоторые даже не ношеные»). Все рекомендации преследовали единственную цель: найти мужчину, причем в идеале
— И не вздумай воротить нос, если не придешь в экстаз от первого же приятеля, — у него ведь друзья есть, кто-нибудь да понравится. Уж поверь, так оно и бывает, — уронила она устало.
— А я уже познакомилась! — сообщила я, сама себе дивясь: меня послушать, так эта встреча была неизбежна.
— Гляди-ка, какая шустрая. И кто он?
Я назвала имя гондольера.
— А фамилия?
— Не говорит.
— Странно. Куда водил?
— Пока никуда, но на следующей неделе ужинаем у какой-то Аннабель.
— «У Аннабель» — это шикарный ночной клуб на Беркли-сквер. — Из шкафа позади дивана Хелен достала черное платье с длинными рукавами. — Можешь надеть, только дай самое честное слово привести в порядок голову. С такой прической в этот клуб не пускают. — Хелен трещала, стоя кверху задом — подыскивала в шкафу сумку под платье. — Вот! — Она выпрямилась с изящной шелковой сумочкой в руках, сплошь расшитой перламутровыми бусинами.
Я сложила вещи Хелен и уже записывала телефон ее парикмахера, когда раздался звонок и Хелен открыла дверь гиганту с лицом эльфа и робкой улыбкой, от которой в уголках глаз за стеклами очков в золотой оправе разбегались морщинки-лучики. Гость протянул Хелен тщательно упакованную книгу:
— Вы не могли бы отдать это Лидии? Сто лет уже обещаю вернуть.
Лидия и Хелен вместе снимали эту квартиру, хотя она была немногим больше моей.
Гигант улыбнулся мне (губы узкие, а рот широкий) и протянул руку. Взгляд Хелен метнулся от него ко мне и обратно.
— По глотку вина — не возражаете? Мы как раз собирались открыть бутылку.
— Нет-нет, мне надо бежать! — выпалила я.
В глазах Хелен читался вопрос: «Это куда же, дьявол тебя побери?» Очевидно, вино должно было удержать гостя — для моего же блага, — но меня обуяло желание сбежать, едва я увидела этого парня. Чем-то он меня тревожил, и нисколько не хотелось задерживаться, чтобы выяснить, чем именно. Поблагодарив Хелен за платье, я выскочила за порог и рванула по улице. Пакет с платьем хлопал по ногам и лип к коже. Прохожие жались к краю тротуара, а я все летела, летела, пока легкие не свело от боли, пока всю меня не скорчило от боли. Дома я приняла очень горячий душ, поставила чайник на огонь и, кажется, начала приходить в себя, когда зазвонил телефон.
— Он просит твой номер. Можно дать? — пробормотала в трубку Хелен; гигант все еще был у нее.
— Но у меня и так свидание, ты же знаешь. Мало мне одного таинственного незнакомца?
— С тем свидание через неделю. А этот вот он, рядом. Молодой, интересный, с
Через пятнадцать минут вновь раздался звонок.
— Я попросил ваш телефон у Хелен, вы не против? Можно вас сегодня куда-нибудь пригласить? Чаю выпить или вина… неважно. — Помолчав, он добавил твердо: — Я бы очень хотел вас увидеть.
Его прямота меня покорила. Парня можно пригласить на чашку чая, решила я, что тут же и сделала. До его появления времени оставалось в обрез. Предстояло решить: вымыть посуду или сменить пижаму на что-нибудь не столь уютно-домашнее. Я выбрала чистоту и к тому моменту, когда зажужжал домофон, перемыла двухдневную гору тарелок. По дорожке тициановского оттенка синего гость спустился в мой подвал, где за чаем с медом мы проговорили до полуночи. Волнистые светлые волосы, острый взгляд небольших глаз и очки придавали ему сходство с ученым, однако сам он назвал себя «человеком физического труда». Год назад он оставил работу в Сити, купил дом и теперь отделывал его собственноручно, чтобы прибыльно продать.