Десять покушений на Ленина. Отравленные пули

КОНОПЛЕВА:По протоколам допросов в ВЧК на Лубянке, мы знаем, что Каплан нервничала. Вела себя агрессивно. Впадала в истерику. Отказывалась давать правдивые показания о том, кто ей дал оружие. Кто поручил убить Ленина. Каплан можно понять. Она своим молчанием, своей истерикой, слезами затягивала следствие. Спасала Центральный боевой отряд. Уводила партию эсеров из-под удара красного террора. И на смерть ей было тоже не легко идти. Она ведь на нее шла не Шарлоттой Корде, а безвестной, издерганной жизнью террористкой, поднявшей руку на вождя пролетариата. Каплан была одна из немногих террористов в отряде ЦК ПСР, беззаветно веривших в "святое дело "Гоца. Стреляя в Ленина, она думала, что совершила подвиг во имя русской революции.

ПЕТЕРС:Обезглавить революцию — эту цель поставила себе партия социалистов-революционеров.

КОНОПЛЕВА:…Члены ЦК партии социалистов-революционеров Гоц, Тимофеев и Донской внушали нам, что без устранения Ленина с политической арены большевиков не победить. И мы этому безоговорочно верили.

ЗУБКОВ:Гоц, Тимофеев, Донской, Лихач, Гендельман и другие цекисты стремились на суде обрисовать Каплан истеричкой и больной. Искажали ее предсмертные показания. Внушали судьям, что раз она не хотела называть себя социалисткой-революционеркой, значит, она не член партии эсеров. Смысл показаний Каплан для меня очень понятен. Я их расшифровал. Почему она на первом допросе говорила, что ни к какой партии не принадлежит? На последующих же допросах сказала, что является социалисткой-революционеркой черновского толка.

По неписаному закону того времени, идя на ответственное дело, в кармане нельзя было ничего иметь, кроме оружия. У Каплан случайно завалялся билет до станции Томилино. Она сразу почувствовала, что этот билет может привести чекистов в Томилино. Вот почему она долго и упорно отказывалась отвечать на вопросы следователей. Она выигрывала время, давала боевикам возможность скрыться из Томилино.

Браунинг N150487

Террористы в Томилино собирались сделать налет на Лубянку и освободить Каплан. Они не знали, что ее по распоряжению секретаря ВЦИК В.А. Аванесова перевезли с Лубянки в Кремль. Варлаам Александрович вызвал коменданта Кремля П.Д.Малькова и сказал:

— Немедленно поезжайте на Лубянку и заберите Каплан. Поместите ее в Кремле под надежной охраной.

Мальков выполнил указание В.А.Аванесова. Перевез Каплан с Лубянки в Кремль. Поместил ее в полуподвальной комнате. Она была с высоким потолком, гладкими стенами, с зарешеченным окном, которое находилось метрах четырех от пола. Не заглянешь в него, не дотянешься до рамы рукой.

Возле двери и на всякий случай у окна. Мальков поставил усиленные посты. Часовых проверял ежечасно. Не спускал глаз с заключенной. Больше всего Мальков боялся, как бы кто-нибудь из охраны не отправил террористку на тот свет раньше времени. Каплан вызывала у латышских стрелков брезгливость и ненависть.

Террористка отказалась от завтрака. Первые часы пребывания в камере ни на минуту не останавливалась. Все ходила и ходила от стены до стены. Приезжал с Лубянки Петерс. Когда на допросы вызывать перестали, затихла. Присела на табурет. Озабоченный, усталый взгляд. Глубокая поперечная морщина, прорезавшая лоб у переносицы, придавала лицу несвойственное ему выражение обреченности. Не было раньше этой морщины и этой безысходной обреченности. Три дня и три ночи, проведенные на Лубянке в поединках с чекистами и наедине с собой, вытряхнули из нее что-то очень существенное и невосполнимое: безрассудное, необъяснимое, полное восприятие жизни, когда все — и неудачи, и беда, и сомнения, и огорчения — все благодать!

Каплан прислушалась к себе. Ядовитым туманом клубился внутри страх. Опалило сознание бессилия. Рок неудач преследовал ее и после каторги. Сковывал волю. Сколько ей можно убегать, кого-то догонять, быть в конечном итоге битой?

Каплан ходила по камере. С трудом переставляла ноги. Куда ни повернется — серая стена. О нее тупо ломался взгляд. Будто она никогда не видела солнца. Не кипела в половодье революции. Откуда эта серая стена? Какая дьявольская сила забросила ее в одно из подвальных помещений Кремля?

Каплан надеялась, что ее больше не будут вызывать на допросы. Она боялась встреч с Петерсом. Уцепится за ниточку — размотает весь клубок. Она уже на пределе. Скорей бы конец. Взаимные прощупывания, пробные атаки и контратаки, истерики, уход в глухую защиту, обманные маневры поведения. С чем все это сравнишь?

Память Каплан распахнула в минувшее одну из своих бесчисленных дверок и она услышала голос Петерса:

— Я думаю, у вас есть еще много что сказать…

По спине пробежали мурашки.

— Я сказала все, — выдавила Каплан и отвернулась. Мутным, нехорошим взглядом уставилась в окно. В глазах бродило что-то этакое… Мысль? Воспоминание?

— Я не ошибаюсь, — сказал Петерс. — Вы утаиваете главное — сообщников и руководителей покушения… Вам предстоит очная ставка…

— С кем?

— С Верой Тарасовой.

— Зачем? Зачем эта канитель с очными ставками? Я подпишу все, о чем рассказала.