Десять поворотов дороги

Головы вокруг жаровни согласно закивали.

— Вы меня угнетаете, — вяло и не впервые констатировал Кир.

— Именно что. Можешь начинать борьбу за голодранскую правду прямо сейчас, — ответствовал ему Хвет. — Аврил, забери у него тарелку.

— А меня вот очень даже интересует индея насчет всяких прав, — подлила масла в огонь Аврил, вместо того, чтобы лишить революционера ужина. — Вот хоть бы… Как ты там говорил насчет женщин? Какие мы по книжкам?

— Равноправные? — уточнил Кир, чуя подвох.

— Нет, не это. Ну, то место, где написано, что все мужики должны вскакивать и открывать перед нами двери?

— А… это про поведение в советском обществе… сейчас вспомню…

— Не утруждайся. Я уже согласна, — неоднозначно отозвалась дева с макаком, взобравшимся от всего этого трепа на плечо хозяйки. Если бы не вареная морковка в руке и хвост — вылитый пиратский попугай.

Пока Кир расставлял на место обрушившиеся с полок книжки в своей голове, Хвет продолжил начатую тему:

— Как думаете, могли бы мы выступать в Королевском театре, например?

— О-го-го! — уставился на него Гумбольдт, едва не опрокинувшись с корзины, заменявшей ему кресло.

Клоун уже прилично захмелел и жаждал участия в разговоре, никак не соображая, что к чему. Наконец ему представился такой случай. Королевский театр — ха! — это было, конечно, уже слишком даже для вечера нетрезвых фантазий. Хряк присвистнул и поперхнулся чесночиной.

— Это ты загнул, дружище, рожок… — вздохнул Бандон с нескрываемой грустью. — Кому мы там сдались? Вы еще — ладно, вы — артисты. А я-то что? Конь с гирей. Я и двух слов свяжу. Если сцену снизу держать?

— Ска-ажешь… примадонна Королевского театра… — Аврил многозначительно поправила корсет и прическу. — Отличная индея, братец! Дашь протекцию по-родному? Или попроситься в постель к дирижеру?

— К режиссеру.

— Один хрен!

— Ну, с чего-то начинать нужно. Может, и с этого, — подмигнул ей Хряк.

— Как минимум тогда нужно ехать в Сыр, — очнулся от политических грез Кир и глаза его подозрительно заблестели.

— О-го-го! — на всякий случай повторил Гумбольдт, если кто не расслышал.

— Ну что, решено?! — посветлевший лицом Хвет смотрел на притихшую вкруг жаровни труппу.

За его ушами горизонт глотал солнце, облекая тощую фигуру в плащаницу пророка. Может быть, пророка не от самых благородных конфессий, однако в довольной мере потрепанного и выглядящего вполне безумно, как ему должно.

Все подняли на него глаза, не найдя, что на такое ответить. Направиться в столицу — идея, в общем, казалась не из худших. Терять им особо нечего, разве счастливую возможность замерзнуть в поле, ковыляя меж городками с ноготь. К тому ж не сию минуту бросаться в путь, а до завтра как-нибудь разберемся…

* * *

Скоро, словно услышав разговор о необычайно теплой погоде, над холмами поднялась буря.

Сбившись вместе от ледяного ветра в бывшей фермерской столовой, компания дрожала от холода. Содранные с пола доски, палимые в очаге с энтузиазмом сумасшедшего, не успевали прогреть продуваемое ветром помещение. Тысяча зловредных сквозняков выносили по клочку весь теплый воздух из заброшенного дома, стоящего на ничем не защищенном пригорке.

Кир, одетый хуже других, приплясывал у самого очага и стучал зубами, являя зрелище жалкое и смешное одновременно. Гумбольдт спрятал свое тощее тело палочника в такое количество тряпья, что мог бы открыть на досуге магазин, распродавая его беднякам на вес. Оставалось удивляться, где он хранил все это добро в и без того переполненной повозке, и не из-за того ли она была переполнена.

Хвет, сгорбившись, дремал на скамье в углу спина к спине с сестрой, разговаривающей с кем-то во сне. Ее плечи нервно вздрагивали, а губы шептали с кривой усмешкой, словно она и не спала вовсе, а торговалась о чем-то с невидимым призраком, прикрыв от усталости глаза.

Даже гигант Бандон, больше похожий на первобытную грубо вырубленную статую, чем на человека, кутался до подбородка в стеганый сурком плащ, шитый из парусины.

— Зима — время жирных, — похвалил себя Хряк и преспокойно растянулся на полу, подложив под голову плоское седло Клячи.

Этот сухопутный тюлень был совершенно не восприимчив к холоду, огражденный от него толстым слоем старательно вскармливаемого сала.

Лошадь также завели в дом, и она стояла, прикрытая попоной, в прихожей, громко дыша вместе с ломившимся в стены ветром. Если бы кому-то пришло в голову в этот час войти в дом с крыльца, то он был бы немало обескуражен, уткнувшись лицом в лошадиный круп.

* * *

Наутро местность было не узнать: от края до края равнины и холмы покрывал слой войлочного влажного снега, наметенного бурей за ночь, который очень скоро начал таять под солнцем, делая непроезжими и без того валкие деревенские дороги.

«Прыгающая лягушка», оставив позади старый фермерский дом, продолжила путь на юг.

Глава 12. ОБЪЯТИЯ СТОЛИЦЫ