Десять поворотов дороги

С этими словами он уткнулся в набитый сеном мешок, заменявший ему подушку, и закрыл глаза, мгновенно провалившись в дремоту.

Кто-то с силой пнул в запертую дверь, едва не вырвав хлипкие петли.

— Аврил… — мученически простонал Хвет, отворачиваясь к стене.

— На хрена ты запер дверь?! — раздалось с трех сторон одновременно. — Сам теперь открывай, герой-любовник.

— Фигу.

— Бандон, ты самый большой, и тебе не так страшно столкнуться с фурией, несущей разрушение и морковь, — подбодрил здоровяка Хряк, по какой-то причине излишне бодрый. Согласитесь, такие типы страшно раздражают по утрам.

Дверь продолжали таранить, добавив нелицеприятные эпитеты в отношении осажденных. Еще никогда захватчик не ругался из-за того, что у него не забирают продукты у ворот крепости.

Хвет кинул в сердцах подушку. Бандон сел на подстилке, оглаживая платком лысую голову. Гумбольдт, не выдержав, поплелся открывать дверь. Страна лентяев[12] развалилась на глазах, так и не достигнув политического расцвета.

* * *

Впереди маячило вечернее выступление, а перед ним — миллион ничтожных забот городского уклада жизни, от которых избавлены счастливые в беспечности своей путники. Бандон, в частности, сегодня чинил сарай, в недрах которого Гумбольдт с Хряком наполняли бездонную угольную яму. Источником этому служили городские топливные склады, куда тщательно готовилась очередная вылазка гаеров.

Все в мире относительно, кроме нескольких досадных обстоятельств, как, например, градация «дурное-хорошее» в отношении складской охраны. Дурная охрана, скажете вы, хороша, и не ошибетесь, если сами из тех, кто с тачкой стоит у забора склада, намереваясь часть общего сделать частным. То есть попросту украсть, стырить, отжать немного себе. Хорошая же охрана дурна для вора и чревата безграничным конфузом. Вот вам и философия бытия…

Непреложны и законы статистики, повторяемость в которых — не последнее дело в осуществлении возможного. Говоря проще, четырежды уже паре упомянутых гаеров удалось безнаказанно стащить уголь, хотя один раз не без риска для жизни: арбалетный болт, пущенный дрожащей рукой неюного уже стража, со стуком вошел в борт, отозвавшись колоколом в сердцах. А мог и в живую плоть! Сегодня предстояло сызнова кинуть кости малопочтенного ремесла, уповая в судьбе на лучшее. И ведь кинут, ибо некуда деться: платить за квартиру нечем, а жить, господа и дамы, где-нибудь надо.

Глава 17. МУСОРНЫЙ ТУПИК

Вечерело. Публики собралось не больше десятка, если не считать спящего на углу нищего, храпевшего ритмично и самозабвенно. Впору было принять его в труппу для аранжировки. С неба сыпал колючий дождь с ледышками — прародитель серого цвета и отставшей от стены штукатурки.

«Прыгающая лягушка» выступала в Мусорном тупике — местечке у Восточных ворот, вполне оправдывающем свое название. Вид на городскую стену перекрывала целая гора мусора, тщательно оберегаемая семьей Бушей — многочисленным и жестоким кланом тошеров и мусорщиков, управляемым Шикарной Джонни — темнокожей шестидесятилетней женщиной весомых достоинств. Одним из них была слоновья непреклонность в делах, благодаря которой мусорные отвалы Сыра-на-Вене регулярно пополнялись телами незадачливых конкурентов, посягнувших на территорию семейства (или отдельными их частями — при смягчающих обстоятельствах).

Сама она не пропускала ни единого представления, занимая на правах владелицы подмостков королевскую ложу у окна личного будуара во втором этаже дома — прямо над головами комедиантов. Время от времени оттуда раздавались аплодисменты и грубый хохот, поощрявший клоунов тузить друг друга с самоотдачей.

За месяц со дня знакомства никто из «Прыгающей лягушки» не встречал Шикарную Джонни на улице. Судя по наблюдаемому фрагменту, выбраться наружу представляло для нее немалую проблему: лицо и плечи почтенной леди почти перекрывали собой окно, оставляя лишь узкую полоску над головой, через которую курсировали откормленные зеленые мухи, в которых недостатка не ощущалось.

Немало беспокойства госпожа мусорной империи вызывала у Гумбольдта, коему явно благоволила. Хвет, у которого свербело в носу от вони, выходил, приплясывая, вперед, заводя известную нам шарманку:

— А теперь, уважаемая публика! Перед вами выступит мировая знаменитость! Глотатель шпаг, огня и нечистот! Бывший церемониймейстер Его Величества! Колдун и полиглот — Великолепный Хряк!!!

— На хрен жирного!!! — командовали из ложи. — Гумми, покажи класс!

После чего тощий, словно покрытый ржавчиной клоун, в третий или четвертый раз выходил вперед, вжав голову в плечи, чтобы сотворить свое искусство. Шикарную Джонни разрывало от смеха. Публика — сплошь ее потомки и приживалы — вежливо аплодировала, поглядывая наверх. Королеве нравится спектакль. Королева в восхищении. Возрадуемся!

Хряк, лишенный сцены, вздрагивал щеками от злости, отступая назад к повозке. Кляча косила на него карим глазом, продолжая шарить губами в торбе, ни грамма не сочувствуя толстяку.