Как можно тише он подобрался к арке узкого входа, когда-то забранного решеткой. Сейчас ее острые заржавленные останки торчали из земли, заставляя подумать о желательности прививки от столбняка. Хвет и Гумбольдт забрались через развороченный оконный проем на верхнюю площадку узкой каменной лестницы, идущей по периметру башни. За ними с земли следили Кир с Бандоном.
Аврил осталась с животными в арьергарде, готовясь оказывать медицинскую помощь или сматываться — смотря как пойдет. Лошадям и макаку было строжайше воспрещено издавать звуки, помимо дыхания и умеренного бульканья в животе.
Отсчитав два раза по двадцать пять, Хвет бросил
Как ни странно, наибольшие проблемы возникли с королем
Ближайшим к входу сидел Склонн. Отключив его ударом дубины (хорошо, двумя приличными ударами, от которых дубина разлетелась в щепки), безоружный Бандон оказался нос к носу с широким, как винная бочка, и очень недовольным Забоем, выхватившим топор.
Основная отличительная черта троллей —
«Думаю, дипломатия здесь бессильна», — прощальным выдохом пронеслось у Кира, прыгнувшего гному на закорки в том момент, когда Гумбольдт с Хветом отлетели от него к стене, хрустнув всеми известными науке костями и еще парой, до сих пор скрывавшихся от хирурга.
Это задержало короля под горой ровно на полсекунды, которых хватило Бандону, чтобы ударить его столом (картинно отламывать от мебели ножки и произносить речь просто не было времени). Во все стороны полетели пузатые бутылки. Послышался хруст ломаемого чего-то, в чем предстояло разобраться потом. За спиной Бандона в каменную стену по рукоять вошел обоюдоострый топор, брошенный Забоем.
Кир едва успел пригнуть голову, содрав шлем с гномьей башки, в чем и состоял его боевой маневр, ибо справиться с ним в открытой борьбе рыбацкому сыну в принципе не светило. С таким же успехом карась мог напасть на лошадь. В общем и целом, если подсчитывать шансы на успех в сражении, то один к миллиону будет самое оно.
Из-под расколотой надвое каменной столешницы торчали две пары ног: одна — в тяжелых кованых башмаках, которыми можно дробить булыжник, и другая — тощие отростки худосочного тела, обутые в рваные гимнастические тапочки[28]
.Бандон, пошатываясь, обошел образовавшуюся кучу обломков и потянул за вторую пару ног, казавшуюся более безобидной. Под столешницей кто-то отчаянно задергался, изрыгая проклятия.
— Это я, — сказал здоровяк ногам, отчего ругань под завалом не стихла, лишь переменив интонацию.
Тело Кира было извлечено наружу со всей возможной деликатностью. Даже ни одна конечность не оторвалось.
Где-то в темном углу мученически стонал Гумбольдт. В его стонах, помимо отзвуков боли, слышалось требование вина и куска свинины. С ним уже возилась Аврил, периодически отгоняя Педанта, пытавшегося укусить раненого за нос. Дружба этих двоих не сложилась, и макак, в свойственной всем приматам манере, пытался использовать момент чужой беды, чтобы окончательно доконать противника.
Хвет стоял под лестницей, держась за вывихнутую руку, чему-то по-дурацки улыбаясь. Затем он произнес «ой!» и сложился на месте без сознания. Хлопоты Аврил мгновенно перенеслись туда, оставив Гумбольдта без выпивки один на один с плотоядной злопамятной обезьяной.
Добавим для полноты, что с осыпавшейся стены на происходящее завороженно взирала небольшая коричневая ящерица — из тех беспринципных тварей, что селятся вдалеке от южных пустынь, ставя под сомнение саму сущность рептилии. Вероятно, если все так пойдет дальше, когда-нибудь мы станем свидетелями появления ящериц, сплошь покрытых шерстью и живущих на ледниках. Но этот удивительный феномен предлагаю оставить другим сказителям. Надо же им на чем-то подзаработать…
Что-то определенно пошло не так.