Десять слов про Китай

Благодаря любви поэта к писателю, Лу Синь считался трижды великим: великим художником слова, великим мыслителем и великим революционером. Он умер еще в 1936 году, но наибольшим авторитетом пользовался при культурной революции. В этом отношении он уступал лишь Мао. В газетах, на радио, в дацзыбао, в обвинительных речах на «митингах борьбы» и саморазоблачениях помещиков, кулаков, контрреволюционеров, дурных элементов и правых элементов Лу Синь цитировался непосредственно после изречений Мао Цзэдуна. С наших уст не сходили слова «председатель Мао учит нас» и «господин Лу Синь говорил». Любопытно, что «господином» тогда называли только Лу Синя — остальные были либо товарищами, либо классовыми врагами.

При жизни Лу Синя критиковали в хвост и в гриву, но теперь его имя олицетворяло лишь вечную революционную правоту.

Десять школьных лет я не проходил Лу Синя, а скорее проходил мимо него. Он казался мне ужасно скучным и представлял интерес только как имя нарицательное, для цитат.

Духовной пищей моего революционного и нищего детства были споры. Я обожал спорить.

В начальной школе я поспорил с одноклассником: когда Солнце ближе всего к Земле? Он считал, что на восходе и закате, потому что тогда оно выглядит особенно большим. Я же утверждал, что в полдень, потому что тогда жарче всего. После многодневных перепалок мы решили спросить у других. Старшая сестра одноклассника безоговорочно его поддержала. Мой брат пригрозил однокласснику:

«Еще раз наврешь про Солнце — врежу в рожу».

Но мне нужна была не сила, а правда. За год мы опросили всех детей старшего возраста в городке. Наконец они стали гнать нас взашей.

Затем мой оппонент нашел новый аргумент: если чем холодней, тем дальше, значит, зимой Солнце дальше от Земли? Я не отставал: если чем меньше, тем дальше, значит, в дождливый день Солнце так далеко, что его не видно? Это продолжалось до тех пор, пока я в пылу спора не крикнул ему:

— Господин Лу Синь говорил, что Солнце ближе всего к Земле в полдень!

Он пробормотал:

— Господин Лу Синь так говорил?

— Конечно, говорил! — ответил я, замирая от собственной наглости. — Ты что, не веришь господину Лу Синю?

— Я? Верю! А почему ты мне раньше не сказал?

— Я сам не знал. Сегодня передавали по радио.

Товарищ повесил голову:

— Тогда ты прав.

При первом же упоминании Лу Синя он отказался отточки зрения, которую защищал целый год. Еще несколько дней он ходил грустный, погруженный в себя и переваривал горечь поражения.

Чаще всего споры между цзаофанями, хунвейбинами, мужьями и женами решались с помощью изречений Мао Цзэдуна. В принципе и я хотел приписать слова о Солнце председателю Мао, но поостерегся: в случае разоблачения меня наказали бы гораздо строже, чем за Лу Синя.

В школе средней ступени мы затеяли новый спор: если все атомные бомбы связать вместе и взорвать, разнесут они земной шар в клочья, как резиновый мячик, или нет? Он считал, что да, а я — что с поверхности Земли все сдует, но она продолжит вращаться вокруг Солнца и своей оси. Мы спорили об этом с утра до вечера и вовлекли в наши препирательства всех мальчиков-одноклассников. Но опять им надоели и в честь марки кед получили кличку Два Мяча.

Однажды, сцепившись в очередной раз на баскетбольном поле, мы решили, что нас рассудит учительница химии. Мы так к ней спешили, что забыли отдать другим игрокам мяч. Они закричали:

— Эй, Два Мяча, гоните мяч!

Учительница приехала к нам из какого-то северного города, поэтому единственная из всех преподавателей умела говорить на литературном языке, а не на местном диалекте. Нам она казалась очень изысканной, чуть ли не иностранкой. Терпеливо выслушав обоих, химичка торжественно заявила:

— Народы всей земли стоят за мир, они никогда не будут связывать и взрывать атомные бомбы!

Мы не ожидали, что она подложит нам такую свинью, — обалдело вышли из класса, обалдело переглянулись и одновременно выругались себе под нос.

Спор продолжался, и в конце концов я был вынужден прибегнуть к испытанному средству:

— Господин Лу Синь говорил, что даже если все атомные бомбы связать вместе, они всё же никоим образом не уничтожат нашу Землю.

— Опять господин Лу Синь?

Я, помня пословицу «семь бед один ответ», не теряя напора, поинтересовался:

— Ты что, не веришь? По-твоему, я что, выдумываю за господина Лу Синя?!

— Нет, конечно! Кто же посмеет выдумывать за господина Лу Синя!

— Вот именно! — выкрикнул я, уже начиная бояться.

Он кивнул и добавил:

— «Все же никоим образом» очень похоже на стиль господина Лу Синя.

— Что значит «похоже»? Это и есть его стиль.

И товарищ опять ушел подавленный. Наверно, его мучила мысль: почему же господин Лу Синь всегда против него? Но через пару месяцев пришла очередь мучиться мне: я сообразил, что Лу Синь умер в 1936 году, а первую атомную бомбу взорвали над Хиросимой только через девять лет. Несколько дней я дрожал от страха, что меня раскроют, а потом пошел сдаваться:

— Я тогда перепутал, господин Лу Синь говорил не об атомных бомбах, а о простых…

Одноклассник оживился:

— Разве можно равнять простую бомбу с атомной?!