Десять стрел для одной

Надя брезгливо вернула письмо в конверт. Покачала головой. 1996 год, блин! Зарплату маме постоянно задерживали. Хлеб они покупали серый, самый дешевый. Однажды Митрофанова в нем огромный красный накладной ноготь нашла. У американского посольства волновались толпы. Люди рвались сбежать из России и работать в стране победившего капитализма хоть официанткой, хоть дворником. А эта – в Штатах развлекается. С миллионерами пьянствует. На «Ауди» за 70 тысяч долларов гоняет.

И ведь добилась своего. Богатого мужа нашла. Правда, не американца, а нашего олигарха. Но это, наверно, даже круче.

«И что, Надя? Ты ей завидуешь? Да Димка лучше любого, самого богатого из богатых! И дом в Подмосковье – где ты, Анжелика, жировала все детство и юность – теперь мой!»

Митрофановой вдруг стало весело. Чего былое вспоминать? Сравнивать свое детство с чужим? Главное, что сейчас лично она счастлива.

Надя нашла в отцовском столе пластиковый файлик. Бережно уложила в него мамочкино письмо. Прочие шедевры эпистолярного жанра безо всякого пиетета запихала в целлофановый мешок. И побежала на кухню. Почему-то вдруг захотелось встретить сегодня вечером любимого Димочку не просто банальным ужином, а домашними пирожками, к примеру.

Разумеется, никаких подходящих продуктов в папиных запасах не оказалось. Надя брезгливо выбросила муку с жучками, потом долго разглядывала аккуратно сложенную на нижней полке холодильника картошку. Выглядели корнеплоды пристойно, и для начинки очень даже подходили.

«Надя, забудь ты про пироги, привезла с собой кусок мяса – его и пожарь», – нашептывал здравый смысл.

Но Митрофанова уже завелась:

«Ерунда, сбегаю в сельпо!»

«Можно подумать, там дрожжи есть», – хихикнула логика.

Но дрожжи в сельском магазине оказались. Самые те, что надо – слипшиеся, старой «школы». Яйца, мука, масло тоже нашлись. Сумка получилась неподъемная. Тимофей Маркович (сосед напротив, тут, в деревне, ни от кого не скрыться) выглянул из своей калитки и сердито произнес:

– Зачем вы такие тяжести таскаете?

– Я пироги затеяла, – улыбнулась Надя.

– Пироги? Домашние?! – в голосе старичка задрожали тоскливые нотки. – А с чем делать будете?

– С капустой, с картошкой. Самый простой вариант.

Дедушка облизнулся. Или показалось?

«Испеку и для него», – великодушно решила Надя.

В отцовской духовке очень кстати нашлись два обычных противня и один размером поменьше, кругленький. В нем, удивительно, и пирог взошел лучше всего, прямо жалко отдавать.

Но Митрофанова мужественно переложила кулинарное творение на большую тарелку. Взглянула на кухонные ходики – Дима через час приедет, не раньше – и отправилась в соседский двор.

Калитка на сей раз оказалась заперта, пришлось звонить. Дринь, дринь. Никакого ответа. У Тимофея Марковича послеобеденный сон? Поздновато для сиесты. Или ушел? Надя отдалилась от калитки, попыталась заглянуть сквозь щель в заборе. Вроде какое-то движение на участке. Может, звонок только здесь, во дворе, звенит, а дома его не слышно?

Примостила тарелку с пирогом на старательно скошенную траву, взобралась на бетонную основу забора, заглянула во двор. Никого. Но в доме, за занавеской, мелькнула тень. Окно открыто. Митрофанова помахала рукой, крикнула:

– Тимофей Маркович!

Старичок выскочил во двор через секунду. Лицо – с удивлением разглядела девушка – презлющее. Кинулся к забору почти бегом, и вид такой, словно сейчас бить ее будет.

Она спрыгивать, прятаться не стала. Наоборот, широко улыбнулась. Произнесла:

– Тимофей Маркович, я вам пирожка испекла.

Он встал как вкопанный. Пробормотал:

– Ох, Надя. Испугали… Сейчас, сейчас, я калитку открою.

Когда впускал ее во двор, лицо уже совсем другое, морщинки лучатся улыбкой.

– Надечка? Неужели правда испекли? Вот не ожидал я, что кто-то обо мне позаботится.

Она протянула ему тарелку. Думала: дед обязательно позовет ее в дом, вместе пить чай. Но тот поставил кулинарный шедевр на ветхий садовый столик. И почему-то на входную дверь покосился. Словно боялся, что она будет проситься войти.

– Жаль, как жаль, что я… я только что поел… – как-то не очень уверенно произнес старик. – Но за ужином – ох и закачу я пир!

– Приятного аппетита.

– Ну… спасибо вам огромное.

Наде показалось: дедушка очень хочет, чтобы она поскорее ушла.

«Ничего, – весело подумала она, – за пирог бесплатный – потерпишь».

И спросила:

– Тимофей Маркович, вы ведь здесь старожил. Расскажите мне, пожалуйста. Что за история была? Когда-то давно, я так понимаю. Кого-то убили здесь в поселке?

– Убили? – глаза старика забегали. – Когда убили?

– Ну, я точно не знаю. Давно. Я тогда еще в школе училась, – Надя вспомнила мамино письмо. – Родители еще тогда детей-подростков на улицу перестали выпускать.

– Да, было что-то такое, – поморщился Тимофей Маркович. – Вроде хозяин дворца нашего, бандит, с дружками своими девчонку местную изнасиловал и убил.

– Какой бандит? Резо?! Так он ведь здесь и пожить не успел, – возразила Митрофанова.

– Ну, жить не жил, а приезжал часто. За стройкой своей смотрел, в бане попойки устраивал.

– Так его и посадили за это? – уточнила Надежда.