Десять Стрел

Дело было как-то ночью, за околицей села,
Вышла из дому Настасья в чем ее мама родила,
Налетели ветры злые, в небесах открылась дверь,
И на трех орлах спустился незнакомый кавалер.

Он весь блещет, как Жар-Птица, из ноздрей клубится пар,
То ли Атман, то ли Брахман, то ли полный аватар.
Он сказал: «У нас в нирване все чутки к твоей судьбе,
Чтоб ты больше не страдала, я женюся на тебе».

Содрогнулась вся природа, звезды градом сыплют вниз,
Расступились в море воды, в небе радуги зажглись.
Восемь рук ее объяли, третий глаз сверкал огнем,
Лишь успела крикнуть «мама», а уж в рай взята живьем.

С той поры прошло три года, стал святым колхозный пруд,
К нему ходят пилигримы, а в нем лотосы цветут.
В поле ходят Вишна с Кришной, климат мягок, воздух чист,
И с тех пор у нас в деревне каждый третий – индуист.

1995

«СНЕЖНЫЙ ЛЕВ»

Черный брахман

Когда летний туман пахнет вьюгой,
Когда с неба крошится труха,
Когда друга прирежет подруга
И железная вздрогнет соха,
Я один не теряю спокойства,
Я один не пру против рожна.
Мне не нужно ни пушек, ни войска,
И родная страна не нужна.

Что мне ласковый шепот засады,
Что мне жалобный клекот врага?
Я не жду от тиранов награды,
И не прячу от них пирога.
У меня за малиновой далью,
На далекой лесной стороне,
Спит любимая в маленькой спальне
И во сне говорит обо мне…

Ей не нужны ни ведьмы, ни судьи,
Ей не нужно ни плакать, ни петь,
Между левой и правою грудью
На цепочке у ней моя смерть.
Пусть ехидные дядьки с крюками
Вьются по небу, словно гроза, —
Черный брахман с шестью мясниками
Охраняет родные глаза.

Прекращайся немедленно, вьюга,
Возвращайся на небо, труха.
Воскрешай свово друга, подруга,
Не грусти, дорогая соха.
У меня за малиновой далью,
Равнозначная вечной весне,
Спит любимая в маленькой спальне
И во сне говорит обо мне,
Всегда говорит обо мне.

1994

«СНЕЖНЫЙ ЛЕВ»

Дубровский