Десять тысяч небес над тобой

От родителей я узнала, что физическая Вселенная, кажется, понимает многое, даже вещи которые, как можно было бы подумать, требует сознания. Информация между её частями, кажется, распространяется быстрее, чем свет. Я знала, что не стоит спрашивать об этом Пола, однако, потому что это загадка, которую даже он не может разрешить.

— Поэтому симметрия — одна из фундаментальных сил Вселенной, — я продолжала ходить вокруг дерева. Пол, стоя на месте, пропал за деревом, когда я обогнула его. — Нерушимая.

— Нет. Не нерушимая.

— Но ты только что сказал…

— Физика иногда нарушает собственные правила, — из-за ноток в голосе Пола, я догадывалась, что он смотрит наверх, на ветки, покачивающиеся на ветру. — К счастью для нас. Иначе нашего мира не было бы.

— Ладно, это тебе придётся объяснить.

— Одна из главных симметрий во Вселенной — это вероятно между материей и антиматерией, — говорит он. — Но ты знаешь, что случается, когда они встречаются.

Это я понимаю.

— Они аннигилируют.

— Так что, если бы вселенная содержала одинаковое количество материи и антиматерии, она бы саморазрушилась. На самом деле, она бы саморазрушилась почти сразу же после формирования. В какой-то момент после создания симметрия нарушилась. Никто не знает, как и почему. Это позволяет существовать нашей Вселенной.

Я обошла ствол и выглянула, чтобы посмотреть на Пола. Он стоял, засунув руки в карманы своей непромокаемой куртки, его джинсы из комиссионного магазина были заметно поношены, и это не имело никакого отношения к модным потёртостям. Яркая зелень леса подчёркивала его сильный профиль, его серые глаза были сфокусированы, не на листьях, поняла я, а на островке голубого, который он видел сквозь них.

Я не знаю, почему этот момент был таким особенным, но он был. Этот образ я вспоминаю каждый раз, когда думаю о том, что я к нему чувствую. Как будто в ту секунду я любила его так сильно, как будто он был частью моей крови и плоти.

— Поэтому весь мир существует. «Асимметрия нас спасла», — сказала я, подходя к нему. — Но симметрия двигает Вселенную вперёд.

— Более или менее, — Пол повернулся ко мне и улыбнулся, протягивая руку.

Вместо того, чтобы взять её, я притянула его к себе и обернула его руку вокруг себя.

— Так это симметрия сводит тех же людей вместе мир за миром? Из-за этого мы всегда находим друг друга?

— Может быть, — сказал он. Его лиц помрачнело. Тогда я думала, что он потерялся в мыслях о субатомных процессах, или о секундах после Большого Взрыва. Теперь я задумываюсь, не размышлял ли он о том, что Вселенная, кажется, сводит меня и с Конли тоже.

Мы с Ромолой едем вниз в странном кубическом лифте. Длинные узкие экраны покрывают половину каждой стены, на каждом из них сигает тот же самый девиз Триады, который я знаю из двух других миров: «Везде, Всегда, Для Всех».

Дома девиз написан привлекательным шрифтом семейства Serif, который должен бросаться в глаза и выглядеть креативным. Здесь — это прямоугольные буквы, какими можно было бы написать вывеску для тюрьмы. В этом измерении — главном офисе — никто даже не притворяется, что всё это ради прогресса и новых крутых продуктов для людей. Настоящее значение девиза проглядывает на сквозь. Это полный контроль.

— Почему офис Конли не на верхнем этаже? — Большинство директоров забирают себе самое ценное место, по меньшей мере, по моему обширному опыту просмотра шоу по телевизору, где в большинстве титанических корпораций, кажется, прекрасный вид.

Ромола выразительно смотрит на меня.

— Не очень безопасно, разве нет? Главы корпорации Триада работают в центре здания.

— Что ты имеешь в виду, безопасно?

— Конкуренты могут напасть в любой момент. Конечно мы используем верхние комнаты, лучше присматривать за конкурентами, но это не место для жизненно важных офисов компании.

Другие компании могут напасть?

— Если другие компании попробуют это сделать… я имею в виду, они же отправятся в тюрьму, так?

— Я забыла, — говорит Ромола, делая цокающий звук языком. — Твоё измерение всё ещё поддерживает иллюзию государств-наций как базовых экономических и политических единиц. В этом мире мы переросли эту нотацию. Верность корпорации — это очень серьёзный предмет для потребителей, которые не должны легко менять предпочтения.

Я даже не могу осознать это. Надеюсь, я не пробуду здесь достаточно долго для того, чтобы беспокоиться об этом.

Когда дверь раскрывается, Ромола ведёт меня по коридору через череду приёмных, все пусты, в такой ранний час. Я оставила Париж в обед, если здесь рассвет, тогда, должно быть, это Западное Побережье Соединенных Штатов. Каждая комната кажется более блестящей и более неприветливой, чем предыдущая. Это препятствия, которое посетители должны перейти, если они хотят сами увидеть большого человека.

— Должно быть, ты этого ждешь, — говорит Ромола. — Наконец-то добраться до сути всего этого.

Я ещё раз горько смеюсь.