Десять встреч с мужеством

Хабардин не жалел, что после года работы в экспедиции он снова не сделал попытки поступить в институт. Постепенно, бродя со своим другом и наставником Файнштейном по якутской тайге, он все глубже и глубже проникал в захватывающие тайны геологии. Интереснейшая древнейшая история Земли открывалась перед ним. Сложные и стройные закономерности, которым подчинялись недра нашей планеты много миллионов лет назад, вводили Юру в святая святых храма науки. Стратиграфия, геоморфология, тектоника — эти отрасли научного познания земной коры, оперировавшие тысячелетиями и эпохами, рисовали перед пораженным мальчишеским воображением величественные картины горообразования, опускания морского дна, извержения магмы из земных глубин.

У Юры захватывало дух, когда по вечерам, сидя у костра на берегу какой-нибудь безыменной таежной речки в окружении выветренных гигантских каменных столбов, похожих на молчаливых стражей, он слушал рассказы Файнштейна о том, как много лет назад древнюю горную страну, на которой они сейчас находились, — Сибирскую платформу — пробили снизу мощные алмазные вулканы, как высоко в небо поднялись фонтаны алмазной лавы и как, застыв, образовали алмазные жерла — знаменитые кимберлитовые трубки, которые искали в тайге геологи.

Наслушавшись этих рассказов, Юра уходил в тайгу, ложился спиной на мох и, заложив руки за голову, подолгу смотрел на испещренное звездами небо. Смелые проекты и планы обуревали его. Найти свою Атлантиду — таинственную кимберлитовую трубку, свою «Хабардинию», — найти во что бы то ни стало! Эта мысль накрепко засела в его упрямую голову.

В тайге Юра возил с собой книжки. Премудрости геологической науки, поддающиеся изучению с таким трудом, когда начинаешь одолевать их прямо после школьной скамьи, здесь, в тайге, в соединении с естественными «наглядными пособиями» давались легко. Двойной курс высшей школы — теоретический и практический — Хабардин прошел с такой быстротой, как, пожалуй, ни один из его сверстников. Уже на третий год работы в экспедиции Файнштейн стал поручать ему исследования, которые были под силу только инженерам геологам.

Юра умело справлялся с ними. Самостоятельно исследовал он русла рек Чирко, Чеки, Лахарханы, Нижнего Вилюя. Его отчеты о маршрутах и геологических работах были четки, ясны, давали выразительную картину поисковых перспектив в исследованных районах. О воспитаннике Григория Файнштейна заговорили в экспедиции как об одном из самых способных молодых геологов. Многие удивлялись: такой молодой, а ужо успел кончить институт и завоевать репутацию отличного производственника и опытного таежника. А когда им говорили, что никакого института Хабардин не кончал, удивлялись еще больше.

Вскоре Юре доверили большую и ответственную работу — во главе большого поискового отряда исследовать русло реки Маркоки. На Маркоке никто из геологов-алмазников еще не был. Хабардин выполнил и это задание. И тут произошло то, о чем он так мечтал в детстве…

После маршрута по Маркоке Юрий уехал в отпуск. И вот, возвращаясь на центральную базу экспедиции, он заспорил в самолете с незнакомым геологом о быстроте течения воды в Маркоке.

— Давайте вычислим на бумаге, — говорил незнакомый геолог, рисуя в блокноте русло Маркоки. — Вот здесь у нас устье реки, вот здесь Хабардино, здесь…

— Что, что, — перебил его Юрий, — как вы сказали?

— Я говорю, что вот здесь устье реки, а вот здесь Хабардино — так называют теперь это место, по имени геолога Хабардина, работавшего здесь в прошлом году.

— Кто называет? — спросил Юра, чувствуя, что все внутри у пего опускается вниз.

— Да все геологи-алмазники называют. А вы разве не слышали?

Все дальнейшие объяснения о быстроте течения Маркоки входили Юре в одно ухо и тут же выходили из другого. Он соглашался со всем, что говорил незнакомый геолог.

Прилетев в Нюрбу, Юра, не заворачивая домой, пошел прямо в геологическую библиотеку экспедиции и попросил карту Маркоки. На том месте, где в прошлом году он вместе с товарищами по отряду поставил два зимовья, мелкими черными буковками было выведено: «Хабардино»…

Весной 1955 года в библиотеке Амакинской экспедиции, где работали не имеющие отдельных кабинетов молодые геологи, висел красочный плакат. Па нем аршинными буквами было намалевано двустишие:

На удивленье всей Европы
В Сибири найдены пиропы.

Этот стишок пользовался в Амакннской экспедиции в то время приблизительно такой же популярностью, как в Петрограде в 1917 году двустишие Маяковского:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой последний приходит, буржуй.