Десять заповедей или игра в правосудие

– Все, давайте заканчивать ваше судилище, я уже устал! – вскричал Андрей Петрович изо всех сил пытаясь подняться со своего места. – Мне надоела эта игра! Я к вам пришел за помощью, а не за спектаклем! Вы, может быть, хорошие люди, но все имеет свои границы. Еще немного – и я сознаюсь в убийстве президента Кеннади!..

– Нет, уважаемый наш подсудимый! – рявкнул судья так, что у Андрея в груди пробежал неприятный холодок и взмокли лодыжки. – Нет, уважаемый Андрей Петрович! Игра не кончена. Игра продолжается! Сейчас выступит ваш адвокат с защитительной речью и батюшка Феофан… Потом я объявлю приговор… Так, что я настоятельно прошу вас, мой юный друг, настоятельно прошу, – повторил судья, чеканя каждое слово, – дождаться приговора – а значит и окончания игры! В наших судебных процессах еще не было случая, чтобы преступник уходил из этих стен без справедливого приговора! Начинайте, защитник! – обратился судья к лысому адвокату, который что-то перебирал в своих бумагах. Гофман встал и всем своим видом старался показать свое величие и превосходство над присутствующими. Медленно, растягивая слова, словно читая молитвы, он начал:

– Уважаемый суд! Я выслушал благородную, сдержанную речь господина прокурора и со многим из того, что сказано им, я совершенно согласен; мы расходимся лишь в весьма немногом, но, тем не менее, задача моя после речи прокурора не оказалась облегченной. Не в фактах настоящего дела, не в сложности их лежит его трудность; дело это просто по своим обстоятельствам. Кто станет отрицать, что перечисленные прокурором преступления, совершенные моим подзащитным, являются злом, за которое предусмотрена определенная кара? Да, он – преступник, но он не призвал ложь на помощь себе. В ходе судебного следствия мой подзащитный давал чистосердечные, признательные показания. Именно его показания и были положены в основу обвинения. Конечно, совершенные им преступления велики. О невменении зла в вину он не помышляет. Но было бы жестоко думать о том, как бы тяжелее и суровее применить к нему карающее слово закона. Было бы ошибкой думать, что в суровости задачи карающего правосудия и суровостью судья приближается к намерениям законодателя. Нет! Как выступал в своих прениях крупнейший российский адвокат Федор Никифорович Плевако: – «Слово закона напоминает угрозы матери детям. Пока нет вины, она обещает жесткие меры непокорному сыну, но едва настает необходимость наказания, любовь материнского сердца ищет всякого повода смягчить необходимую меру казни. Еще не было примера, чтобы судье дозволялось, не удовлетворяясь указанными карами, просить об увеличении наказания. Но если особые обстоятельства дела возбуждают чувство сожаления к подсудимому, если обстановка преступлений указывает на плетеницу зла и несчастия в ошибках, приведших подсудимого к преступлению, то возможно смягчение наказания». В данных настоящего дела много этих смягчающих мотивов. Многие из них имеют за себя не только фактические, но даже и юридические основания. Если не точная буква закона, то либо цели его, либо мнения сведущих в праве людей, либо опыт чужих законодательств и неполнота нашего права говорят о возможности менее сурового приговора, чем просит государственное обвинение. Действительно, мой подзащитный совершал эти ужасные преступления, за что, конечно, должен понести заслуженное наказание. Однако суду надлежит учитывать все смягчающие вину обстоятельства. Ведь наказание имеет целью не только кару, но и исправление осужденных. И вот теперь перед вами находится человек, который со страхом ожидает вашего приговора. Перед вами находится человек, который не искал преступлений, но которого преследовали преступления. Неужели для этого человека уже ничего более не осталось, кроме сурового, смертельного обвинительного приговора. Этот приговор лишит его самого ценного – жизни, а жену сделает вдовой, ребенка – сиротой! Спросите ваш здравый смысл, будет ли суровый приговор соответствовать интересам правосудия. Действия подсудимого с точки зрения православия, – адвокат слегка кивнул головой в сторону отца Феофана, – можно рассматривать, как грех: смерть греху, но оставьте жизнь грешнику! Дело правосудия есть дело великое! Ведь никто сомневаться не может в том, что нужно давать руку помощи упавшему, поднять грешника кающегося, оказать милость страждущему. Но милуя грешника, не давайте ему пользоваться плодами греха! Когда надо выбирать между жизнью и смертью, то все сомнения должны решаться в пользу жизни! Таково веление закона и такова моя просьба. Обвинитель требует справедливого приговора, – я напоминаю и ходатайствую о сочетании в нем правды с милосердием, долга судьи с прекрасными обязанностями человеколюбия.