Десять железных стрел

Может, он был чьим-то отцом, или любовником, или просто бедным бродягой, которому Революция пообещала лучшую жизнь. Но молодой мужчина, лежавший у моих ног, когда я ступила на холодный ветер палубы, больше не был даже человеком. В его глазах навеки застыла смесь гнева и ужаса – в тот миг, когда он понял, что все сказанные ему слова оказались ложью.

Всего лишь грубая прелюдия к дыре в груди.

Палубу, куда он добрался, стремясь убраться с нижних ярусов, украшали разводы крови. Красная дорожка вилась по доскам и упиралась в новую бойню. Трупы, как магов, так и революционеров, покрывали палубу, словно разбросанная милостыня после пира у богатея. Каждый пялился в серое небо, плывущее над головой. У каждого было такое же лицо, как и у этого бедного придурка.

И над всем этим ревели сирены, призывая солдат к бою. Хотя, если взглянуть в тот день в серое небо, залитое огнем и дымом, можно было поклясться, что сирены призывали к панихиде.

Только люди, которых они призывали, пока не знали, что панихида по ним.

Солдаты с топотом носились по палубе корабля, по размерам раза в три больше, чем любой, который мне доводилось видеть, истекая кровью и умирая на досках. Революционеры стояли тесными группами, направляя массивные арбалеты в небо и спуская механизмы, в то время как их товарищи носились со связками болтов в руках, чтобы пополнять запасы арбалетчиков. Вспышки магических молний и пламени вспыхивали по всей палубе, смешиваясь с миниатюрными взрывами севериумных зарядов, когда революционеры со штык-ружьями изо всех сил отбивались от имперских абордажников, которые, в свою очередь, отчаянно пытались убить их товарищей.

Всполохи пламени и дым, вой сирен, мрачная симфония стали, пробивающей плоть – все сгустилось в зловонные миазмы звука. И все же, сквозь гвалт страданий, песнь Госпожи Негоциант звучала чисто и уверенно, поднимаясь все выше и выше с каждым падающим на палубу изломанным телом.

Все это – не произведение искусства, которое никто никогда не видел. Не великолепная живопись, не удивительная история. А какая-то пошлая, горькая шутка ненасытного бога, который повторял ее снова и снова, исключительно ради собственного удовольствия.

– Как?

Я узнала этот дрожащий тон в голосе Лиетт; она смотрела на резню из безопасного коридора. Звук разбитой вдребезги уверенности, когда ученый смотрит на что-то намеренно бессмысленное, изо всех сил пытаясь осознать.

И терпит неудачу.

– Как они нас нашли? – прошептала Лиетт, выходя на палубу. – Наш план был точен, мы были так осторожны.

Она стиснула зубы:

– Мы были так близко! Они не могут встать на пути! Они не могут вот так все уничтожить…

Лиетт попыталась броситься вперед. Я схватила ее за плечо, потащила обратно в проход. Она издала невнятный звук, словно собиралась спорить. Я подняла палец, призывая к тишине, ткнула им в небо.

И на визжащих крыльях спустился ад.

На палубе появилась тень – чернильно-черное пятно, мгновенно разросшееся до размеров кареты. Оно пронеслось над отрядом стрелков, которые повернули испуганные взгляды и арбалеты к небу, запуская болты и крича.

Ты всегда первым видишь их когти: четыре черных кинжала, пронзающие облако, чтобы схватить очередного несчастного ублюдка. Потом – крылья, огромные перья цвета слоновой кости, усеянные красными пятнами. К тому времени, как услышишь птичий крик, станет уже поздно.

Вот так все и было для тех мудаков на палубе.

Тамкай, огромный, с острым клювом, несущий имперского всадника, врезался в толпу стрелков и выхватил нескольких из них с палубы. Остальные либо бросились врассыпную, либо тщетно пытались стрелять, когда гигантская птица снова взлетела, исчезая в облаках вместе с их товарищами. Мгновение спустя скудная защита тоже обернулась бегством, когда тамкай уронил жертв обратно на палубу.

По кускам.

– Тамкаи, – буркнула я, наблюдая за скользящими и ныряющими в облаках силуэтами, пикирующими на палубы других аэроблей. – Боевые Сорокопуты. Они подготовились.

– Но как? – спросила Лиетт. – Как они узнали? Никто не знал!

«Никто, кроме меня, – подумала я. – И тех, кто мне рассказал».

Когти тамкая подхватили еще одного солдата. Я поежилась.

– В смысле, я всегда могу у них поинтересоваться, – пробормотала я. – Или мы можем съебаться отсюда.

Я осмотрела перила.

– У этих хреновин же есть спасательные шлюпки, да?

– Я… – Лиетт резко вздохнула и взяла себя в руки. – Да. Есть. У каждого аэробля есть ялик.

– Отлично, погнали раздобудем.

– Не получится.

Лиетт указала на пару шкивов, предназначенных для крепежа маленького судна. Судна, которого не было. Кто-то уже воспользовался яликом и нашей возможностью сбежать.

– Чудненько, – вздохнула я.

– Их больше на флагмане, – сказала Лиетт. – По меньшей мере, шесть.

– Если их тоже не умыкнули.

– Нет, – возразила Лиетт. – Экипаж флагмана отбирал Великий Генерал лично за их преданность и абсолютную готовность пойти ко дну вместе с кораблем.

Она поправила очки.

– В любом случае, никаких других способов сбежать с корабля, не включающих в себя жуткую гибель в пылающих обломках, попросту нет.