От них исходил слабый свет. Из-за двери послышался мягкий щелчок. Сзади раздался взрыв выстрелов. Я толкнула дверь, услышав, как она застонала, и Лиетт ввалилась внутрь. На меня обрушился град осколков, пули загрохотали по палубе. Я нырнула вперед и захлопнула дверь.
Я прижалась к ней, закрыв глаза. Тело содрогалось от ударов железа, когда сотни пуль тщетно лупили в дверь. Я подождала, пока пение ружья не превратилось в слабый недовольный ропот.
Я все еще жива, сказала я себе. Окровавленная, избитая, с трясущимся под мясом скелетом, но все еще живая. Как только я повторила это достаточное количество раз, чтоб самой поверить, то позволила себе рухнуть.
– Сэл, – шепотом позвала Лиетт, ее рука легла на мое плечо.
– Я в порядке, – выдохнула я. – Просто нужна минутка, чтоб кишки не выблевать.
Она оторвала мой подбородок от пола:
– Смотри.
Я послушно посмотрела.
Двадцать пустых глаз ответили мне взглядом. Я кое-как подтянулась на заднице, нащупала револьвер. Я так беспокоилась о тех, кто пытался убить меня по ту сторону двери, что забыла про возможных людей, жаждавших меня убить, по эту.
– Нет, Сэл, – Лиетт схватила меня за запястья. – Смотри.
Штурвальная кабина делилась на два уровня. На нижнем стояли, тесно прижавшись друг к другу, столы для составления карт и механические приборы для навигации. На верхней палубе, где высились обзорные иллюминаторы, через которые виднелась бурлящая серая пелена, стояло капитанское кресло и рулевое колесо…
И Реликвия.
Реликвия. Больше трех тягловых птиц вместе взятых. Творение невозможной геометрии, парящее в воздухе между рядами наспех расставленных, исписанных сигилами аппаратов, которые удерживали ее на одном месте. Она лениво висела, бросая вызов гравитации, как будто это само собой разумеющееся, пульсируя слабым светом, который то разгорался, то тускнел с каждым ударом сердца.
Моего сердца.
Я не могла на нее смотреть, даже пробовать понять ее форму – сразу болела голова. Но не могла и отвести взгляд. Она была странно притягательна, рождала то самое болезненное любопытство, что заставляет приподнять похоронную простыню и глянуть на тело под ней. Чем дольше я смотрела, тем меньше мне хотелось отворачиваться. И чем пристальнее я вглядывалась, тем больше понимала…
Она смотрела на меня в ответ.
Прошла вечность, прежде чем я заметила, что все еще дышу. Ни выстрелов, ни обнаженного клинка – мы в окружении врагов, и никто не пытался нас остановить, даже не сказал ни слова.
И тут я заметила кровь.
Брызги на картографическом столе, на полу, на окнах позади штурвала, а тела распластались по приборам управления. Все они просто лежали, кто-то с кинжалом, вонзенным под нижнюю челюсть, кто-то с грязной дырой в черепе от давно остывшей, выпавшей из ладони ручницы.
– Они покончили с собой, – охнула Лиетт. – Они убили себя.
Мрачненько, подумала я, но не удивительно. Я повидала немало командиров, которые при заведомо проигранной битве предпочитали быстрый исход наблюдению за более ужасным финалом. Но… в этом не было никакого смысла. Это же флагман. Это солдаты Калвена Приверженного. Битва не была для них настолько плоха.
С чего бы им…
– Отпрыски…
Лиетт воззвала к силе, которую не могла видеть. Как всегда делала, когда была слишком расстроена, чтобы думать. Лиетт наклонилась над женщиной, лежащей на картографическом столе, подняла ее и усадила обратно в кресло, обнажив кинжал, вонзенный в горло, который та все еще сжимала.
– Это были мои… я их знала. Что… почему?!
–
Ответ пришел как плохая мысль, от которой пытаешься отмахнуться. Я его почувствовала – головой, кровью, костями. И когда взгляд Лиетт устремился вверх, вслед за моим, я поняла, что она тоже.
Мы уставились на Реликвию.
А Старейший – на нас.
– Старейший? – прошептала Лиетт. – Это ты сделал?
–
Я поежилась – это вторая худшая новость, которую можно услышать на борту готового взорваться воздушного судна.
–
А вот это первая.
– Кто? – спросила Лиетт, поднимаясь по лестнице к Реликвии. – Кто идет?
–
– Ага, – рыкнула я. – Я уже это слышала.
Лиетт мрачно на меня зыркнула. Я вскинула руки вверх. Она была права, я знала: мы зашли так далеко ради Реликвии, и нечего тратить немногое оставшееся время на то, чтобы досадить волшебному куску дерьма.
Но, в свое оправдание скажу: эта тварь не подохла бы, если бы выказала хоть каплю благодарности.
– Надо идти, – сказала Лиетт, поворачиваясь к Реликвии. – Мы заберем тебя отсюда, Старейший.
Лицо Лиетт исказилось от понимания, тут же придавленного отчаянием, когда она осознала тяжесть задачи.
– Только я не знаю как…
–