Десятая невеста

   - Тебе нельзя сюда приходить. Не только потому, что это запретная роща и тебя накажут, если узнают. Тебе нельзя со мной говорить. Нельзя меня слушать. Нельзя ко мне прикасаться. Нельзя на меня смотреть. Я – проклятый. Я приношу несчастье всем, кто видит меня и общается со мной. Мне нельзя показываться солнечному свету…

   - Поэтому ты только ночью выходишь, да?

   Он отмахнулся: не перебивай.

   - …потому что это навлечет беду на всю страну. Я существую по вине людей, не решившихся меня убить в младенчестве. И если император узнает обо мне и убьет меня, так для всех будет лучше. Я должен искать смерти, но мне страшно. И я утешаю себя тем, что никому не приношу вреда, пока прячусь и обо мне никто не знает. Но ты не должна здесь появляться. Если хочешь, можешь рассказать обо мне, и пусть…

   - Хорошо придумал, молодец! – не веря ушам, оборвала я. – Да, вот прям щас побежала и все императору выложила! Ты меня кем считаешь?!

   - Ладно, ладно, - сказал он. – Не кричи. Но, прошу тебя, не приходи сюда больше.

   - Я тебя так достала, да? Это из-за того, что я пьяная явилась? Ну, я больше не буду…

   - Ты меня слышишь вообще?! Я не о том!

   Мы сердито уставились друг на друга, и он первый отвел глаза.

   - Я не о том. Я не хочу, чтоб с тобой случилось несчастье.

   - Да ничего мне не будет, – устраиваясь поудобнее, сказала я. – Пока что причина всех несчастий только я сама. Если я тебе не надоела, так и говорить не о чем.

   - Но…

   - Не но.

   - Да я же о тебе беспокоюсь! – взвился он. – Как ты не понимаешь! Проклятье это тебе не шутки!

   - Я о себе сама позабочусь! – в тон ему ответила я. – Спасибо тебе, конечно, но покамест по твоей вине со мной ничего дурного не приключилось.

   - Это не так действует. Очень долго может ничего не происходить, а потом через много лет ты можешь заболеть, утонуть, сломать ногу или…

   - Оно и с тобой может случиться, и с кем угодно, кто тебя в глаза не видал.

   - Но…

   - Вот что, – перебила я. - Если я тебе надоела, так и скажи. Если нет, давай уж я сама решу, чего мне бояться. У меня чуйка хорошая. Обещаю: если почувствую, что что-то не так, вмиг убегу и ещё императору про тебя доложу. Так годится?

   Он долго молчал, потом выдал:

   - Ладно. Но ты не должна смотреть мне в глаза!

   - Не буду.

   - И не должна ко мне прикасаться.

   - А вот этого не могу обещать.

   - Это так ты с императорами разговариваешь? – помедлив, спросил белый.

   - Ну… не знаю. А что?

   - Говори так с теми, кто может на это ответить, – сказал он. - А со мной не надо так шутить. Это… немного жестоко.

   - Но я же… гляди, клюет!.. Я же правду говорю, – едва слышно пробормотала я, пока он вытаскивал рыбку.

   Он достал ножик, ловко почистил несколько штук, и мы пошли их готовить. Дожидаясь, пока рыба запечется, сидели рядышком, глядя на тлеющие угольки.

   - Тебя как зовут-то? – спросила я. - Имя у тебя есть?

   - Я же сказал. Айю.

   - Я думала, это означает «укушенный демоном».

   - Означает. Но это и есть имя. Так называют детей, порченных бледными рыбами.

   - Всех?

   - Всех.

   - И как вы друг друга не путаете.

   - Ну, обычно нас убивают сразу после рождения, так что – нет, не путаем.

   - Так нельзя, – помолчав, сказала я. – Тебе надо отсюда уехать.

   Он хмыкнул.

   - Да я за пределами рощи пары шагов не пройду. Увидь меня кто, сразу поймут, кто я такой, и прикончат. Еще императору достанется за то, что не уследил. Позволил жить проклятому.

   - Нашел, кого жалеть, - пробормотала я.

   И тут меня осенило.

   - Ты должен уехать со мной!

   - Что?! Куда?

   - В Белолесье.

   И, прежде чем он успеет возразить, затараторила:

   - Нашему солнцу все равно, Айю ты или кто еще. Оно об этом не знает. И никто об этом не знает. Всем вообще без разницы. А в Осколково похлеще тебя чудики, такие ж бледные, и от бессонных ночей глаза у них красные, вас друг от друга и не отличишь. И зимы у нас долгие. Если тебе надо будет спрятаться, сядешь в сугроб, да и все. Глаза закроешь, и не видать тебя. Как кроличек. А летом – среди ромашек там, или среди березок, они тоже белые, как и ты… Надо только придумать, как тебя отсюда вывести, а потом…

   - Как кроличек? – повторил Айю.

   И, помолчав, опять:

   – Кроличек? Ты сейчас меня кроликом назвала?

   Вот когда я струхнула – впервые с тех пор, как его встретила. Он это так произнес, что я вдруг поняла: все это не шутки, он и впрямь не человек, он – проклятый, укушенный демоном, и кто его знает, что он сейчас со мной…

   - «Кроличек», – снова повторил он.

   И вдруг захохотал – так внезапно, что я вздрогнула. И не мог остановиться – задыхался, хватался за живот, слезы рекой текли по щекам. Так ржал – честное слово, думала, зубы вылетят.

***

Я была убеждена, что после давешнего позорища вылечу из Небесного града со свистом, но все обернулось иначе. Выперли Зухрашку и двух девиц, чьих имен уже и не вспомню. Зель-хаттунку, конечно, было немножечко жалко, но я и то уже дивилась, что она столько продержалась. Между нами – все, что она делала на испытаниях, никуда не годилось, включая вчерашние пляски. Так что этого, в общем, можно было ожидать. Вот чего я не ожидала – это что четвертой окажется Брунгильда! И попросит исключить ее сама. Вместо меня.