Десятая невеста

   - Хотите верьте, хотите нет, – сказала я, с аппетитом угощаясь запеченными яблочками. – Почему вы думаете, что я не могу понравиться его величеству?

   - Можешь дурить кого угодно, но только не меня. И со мной ты это испытание не пройдешь, это я обещаю. Завтра же тебя вышвырнут. Что уже давным-давно надо было сделать.

   - Очень жаль, - вздохнула я. – Я-то надеялась, вы поблагодарите меня, ваше величество. Ведь я могла всем рассказать о том, что видела, а вместо этого вас спасла. Впрочем, что мне до вас, вы только и делали, что мучали меня и его величество Неми. Зато теперь все у нас пойдет по-другому. Ведь его белоснежное величество и вправду любит меня. Это с вами нас только и ждало, что боль и терзания. А теперь мы оба спокойны и счастливы.

   - Только не говори, что он тебе нравится.

   - Еще как! – заверила я. - Его величество пылкий, отважный, умный…

   - Это он-то?! – Ворон расхохотался. Я метнула взор в сторону стоявшего за нами невольника: он чиркнул у себя в бумажке и коротко мне кивнул.

   Я улыбнулась и поднялась.

   - Благодарю, ваше величество, - и любезно поклонилась Ворону, который кусал губы от досады. - Рада, что развеселила вас.

   Дождавшись, пока освободится Веточка, я пересела к нему и приготовилась получить нагоняй.

   - Ты знаешь, почему я не засчитал тебе испытание, - сказал Ами.

   - Да, теншин.

   - Это было не смешно. Ты понимаешь, почему?

   - Да, теншин.

   - Ты нашла эту книгу во дворце?

   - Да, теншин.

   - Представь, что человек, которому она принадлежит, все слышал. И как это было жестоко.

   - Да, теншин.

   - Ты должна вернуть книгу и извиниться.

   - Да, теншин. Я понимаю, теншин.

   Все это я повторяла не поднимая глаз и с самым смиренным видом. Притворяться мне не приходилось – у меня сердце болело за Айю и я действительно сгорала со стыда. И я в самом деле собиралась перед ним повиниться, пусть он и не мог слышать, как императоры и девицы насмехались над ним.

   Я добавила:

   - Я не думала, что так выйдет, теншин. Просто взяла полистать книгу. Я даже не знала, что в ней написано.

   - И тем не менее.

   - Да, теншин, – в очередной раз повторила я и тотчас почуяла перемену погоды. Нагоняй завершен: все, что хотел, Веточка сказал и услышал. Погода переменилась. Тучки развеялись, небо прояснилось, выглянуло солнышко, подул легкий ветерок. Я подняла глаза и скорчила рожу. Веточка прыснул со смеху; испытание я прошла.

   Мне предстояло самое трудное: развеселить Тайо, которого из всех императоров я знала и понимала меньше всех. Я долго стояла в сторонке, попивая ягодную воду и дожидаясь, пока Воруйка переговорит с другими невестами. До сих пор все мои попытки к нему подкатить заканчивались провалом – да не так много их было, пойди успей всех императоров окучь.

   Наконец он остался один; я собралась с духом и села рядом.

   Если б мне предложили расположить императоров по приятности, начиная от самого любимого до самого не, первым непременно бы был Веточка, мой милый, добрый братец-теншин. Затем шел бы Кин, от золотой улыбки которого я растекалась сладким медом. Пусть он порхал по девицам, как бабочка с цветка на цветок, и разбивал сердца, как горшки неуклюжая баба – разве ж он виноват, что от его пригожей мордашки девки таяли. Затем Огонек Хоно – хитроумием, положим, не блистал, зато мечом размахивал загляденье, да и подлостей от него ждать не приходилось. Потом – Замочек, который, может, и был себе на уме, но только потому, что так надо, а зла никому не чинил. Да ещё хватало храбрости любить змеюку О Цзынь, а это не у каждого мужества достанет. Затем – Снежок. До самого последнего времени мне не представлялось случая сблизиться с ним, а когда представилось, удовольствия в этом вроде как оказалось мало. Но, хорошенько подумав, я в чем-то его поняла: мало радости уродиться императором, а если у тебя еще такие пристрастия, что не всякий поймет, как тут не станешь капризной злюкой. Но если поглубже заглянуть, сердце-то у Снежка было пылкое. Он не боялся открыться тому, кого любил, не боялся за свою любовь сражаться. А что я ему не нравилась, так можно понять – когда сердечный дружок ведет себя так, как Ворон, поневоле взбесишься. На того, кто мил, сердиться трудно, вот и назначаешь других врагами. За Снежком следовал Ворон; уж как я ни была падка на мужскую красоту, а тут и она не спасала. Многое можно принять в человеке, будь он даже, как Ворон, ехиден и жесток – но мне хорошо помнилось, как я чувствовала себя рядом с ним: будто не живое существо, а ветошь. Мало чего я могла придумать хуже этого. И поневоле я проникалась сочувствием к Снежку: нелегкое испытание любить такого человека.

   И, наконец, Тайо, который делил место с Вороном. К Воруйке я испытывала безотчетную неприязнь, которая вспыхивала каждый раз, когда мы оказывались рядом. И если с Текки я, по крайней мере, знала причину, то в случае с Тайо определить ее не могла. Ничего, в чем я могла бы его обвинить, он не делал, при всем желании я не могла бы сказать, почему его не люблю – но вот не любила, и все тут. И это было взаимно. Такое случается, и причины для этого не нужны.

   Мы просто друг другу не нравились.