Десятое желание

Ему нравилось преодолевать нежное сопротивление Кэт, похожее на сопротивление воды в реке. Нравилось ловить на себе взгляд: словно она падала в пропасть, а он крепко ее удерживал. Нравились ее запах, дыхание, стоны. Даже теперь, вспомнив об этом, Яну захотелось тотчас вернуться в спальню.

Но первый раз… Это чересчур.

Чего теперь она ждала от него?

Кофе сбежал. По кухне растекся отвратительный запах.

…А если теперь она привяжется к нему?

…Или, что несравнимо хуже, на привязи окажется он сам?

Ян открыл окно, вымыл турку, снова залил в нее воду.

В любом случае, что сделано, то сделано. Остальное покажет время. А пока Яну хотелось находиться подальше от этой квартиры, подальше от Кэт. Сбежать. В прямом смысле этого слова. Хорошая пробежка казалась наилучшим способом привести мысли в порядок.

* * *

Ян принес на подносе кофе. Одну чашку. Поставил поднос на кровать перед Катей. Вяло отреагировал на ее улыбку.

– Пробегусь немного.

Словно выполнил долг. Словно заплатил ей.

От этой мысли Катю передернуло, будто она раскусила дольку лимона.

А Ян даже не заметил этого.

Ушел, не прощаясь.

Катя долго лежала, глядя в потолок. Было душно и тихо. Пахло пролитым «Асти» и свежезаваренным кофе, к которому она не притронулась. Потом Катя села на край кровати, ступнями осторожно коснулась линолеума, будто он был горячий, а не холодный. Натянула простыню, словно кто-то мог ее увидеть.

На самом деле все закончилось неплохо. Просто не идеально. Но идеально – это по части Яна. А «неплохо» – как раз ее вариант. Она усмехнулась сама себе и пошла в ванную.

* * *

– Зайдешь?

Яну стало не по себе. То ли от слащавого голоса Мариши, то ли от того, что так долго бегал натощак.

Она стояла на пороге, выставив в коридор голую коленку. Халатик из темно-синего шелка с золотистой вышивкой обтекал все Маришины выпуклости.

– Не сегодня, – Ян вытер повязкой на руке пот со лба и достал из рюкзака пакет. – Возвращаю платье и туфли. Извини, что так долго.

Мариша, не глядя, забрала вещи.

– Может, хоть душ примешь? – заигрывая, предложила она и, видя равнодушный взгляд Яна, шутливо добавила: – А я поищу для тебя чистое платье.

Ян даже не улыбнулся.

– Не надо. Спасибо.

– Пожалуйста, – машинально ответила Мариша и спрятала коленку под подол халата. Ее лицо потускнело, обмякло, стало некрасивым. – Ян! – уже в спину крикнула она. – Ты вернешься?

Ян обернулся. Он видел, как Мариша подошла к перилам, кончик ее халата пролез сквозь кованые прутья и маячил, словно флажок. А сверху, над перилами, – белое лицо, обрамленное черными волосами. Последний кадр.

Она была его первой женщиной в новой жизни: подобрала Яна на улице, как бездомного щенка. За сутки до этого он узнал о смерти матери и с тех пор шатался по городу с карманами, разбухшими от смятых купюр. Пил где попало и с кем попало – как выжил, одному черту известно, – но не пьянел. Словно весь алкоголь стекал в трещину, которая в Яне образовалась. Эта трещина и привлекла Маришу. Ей нравился черный, она видела этот цвет сквозь одежду, сквозь кожу. А когда спящий у бетонного парапета Ян, разбуженный ее ласковым прикосновением к щеке, открыл глаза, Мариша и вовсе пришла в восторг: та трещина брала исток из самых его зрачков.

Ян жил у нее больше месяца, пока черный цвет не исчез с портретов. Впрочем, точное время он назвать не мог. Ночи перетекали в дни, дни проскальзывали шелковыми лентами – наподобие тех, что Мариша использовала для любовных утех, она любила острые ощущения.

Туман в голове Яна постепенно рассеивался. Однажды утром, вытряхнув из карманов последние деньги – кроме одной купюры – он ушел. И с тех пор уходил еще много раз. Вернется ли он снова?

– Конечно! – ответил Ян, сбегая по ступеням винтовой лестницы, и беззвучно добавил: – Прощай.

* * *

Смогла бы она выжить сейчас – одна, без Яна и его комнаты? Возможно. Вчера Катя сдала тейбл-тест[4], по словам менеджера – «блестяще». Возможно, ей бы не отказали в работе из-за разрыва с Яном.

Она в очередной раз подфутболила камешек, который, казалось, катила от самого озера. Оглянулась: парк возле ее дома превратился в узкую зеленую полосу. Аллея давно закончилась, солнце припекало непокрытую голову. Дул сухой, жесткий ветер.

Катя лизнула подтаявшее мороженое. Как ни старалась поплотнее закручивать обертку вокруг палочки, белая липкая масса все равно стекала на пальцы. Хоть руки в реке полощи.

…Так почему, ну почему, выполняя желания, мучаясь, страдая и ненавидя друг друга, никто не хотел остановиться? Ведь уже давно стало очевидно: приз не стоил игры. Когда-то, в самом начале, – да. Но не сейчас. А у Яна и приза-то не было.

За парапетом поблескивала река, по реке плыли утки. Еще давно увязались за Катей, словно щенки. Она прислонилась к ограде, и теперь мороженое капало прямо в воду. Утки бросались к каждой капле и разочарованно отплывали.

– Ты следила за мной?! – раздалось над ухом, и Катя выронила мороженное. Мужские руки резко развернули ее, и она оказалась лицом к лицу с Яном. – Следила?!

Катя испуганно всматривалась в его глаза – как у сумасшедшего.