Десятое желание

Мариша, улыбаясь, отодвинула штору, достала из шкафа вешалку с белым атласным платьем.

Белым.

Свадебное платье Мариши Ян мог представить любым: красным, желтым, фиолетовым, зеленым. В горошек. В полоску. Даже в пятна, как шкура леопарда. Но белое… Стандартно-белое… Как у обычной девушки, мечтающей пойти под венец по большой любви…

– Примерь.

Мариша колебалась.

– Примерь, – Ян улыбнулся. Внутри себя он чувствовал затишье – то самое, которое возникает перед бурей. На горизонте уже чернели тучи, доносились раскаты грома, остро пахло озоном.

Мариша зашла за ширму – Ян стерпел и это. Вышла – цветущая, даже слегка смущенная. Белый ей был не к лицу.

Ян медленно обошел ее по кругу. Мариша озиралась, пытаясь поймать его взгляд. Ждала подвоха. Она хорошо его знала.

Ян зашел на второй круг.

– У тебя молния застегнута до середины.

Она пожала плечами. Смущенно? Кокетничая?

– Да, одной с таким платьем не справиться.

– Но ты не попросила помочь, – Ян прищурил глаза. – Давай застегну.

Она сделала жест, словно хотела его оттолкнуть.

– Не надо.

– Надо, – он грубо развернул Маришу к себе спиной и вместо того, чтобы застегнуть платье, опустил застежку до конца.

– Ян!

Все женщины одинаковы. И Кэт…

Как давно она встречалась с тем «спасителем»? Сколько времени водила Яна за нос?

Мариша вынесла его поцелуи в шею – поддалась, невольно склонила голову, – но, когда руки Яна стали стаскивать с нее платье, вздохнула, словно застонала, и вырвалась.

– Ян, прекрати!

– Я ничего не сделаю против твоей воли, – медовым голосом произнес он и двинулся к ней.

Мариша развернулась, пытаясь сбежать, но куда убежишь в студии. Ян оттеснил ее к барной стойке. Целовал грубо и жадно, словно наказывал. Мариша извивалась, пытаясь его оттолкнуть, потом замерла – и Ян почувствовал резкую боль: ведьма прокусила ему губу! Едва поднял голову, как вдобавок получил по лицу стеклянной пепельницей. Рот наполнился кровью.

Мариша, напуганная своим поступком, застыла перед ним в спущенном с плеч платье, с растрепанными волосами. Пепельница выскользнула из рук и со звоном разбилась о плиточный пол.

Этот звук стал для Яна и гудком, и взмахом флажка.

Он сплюнул на пол кровавый сгусток и размашисто, всей ладонью, хлестнул Маришу по лицу. Она ахнула, схватилась за пылающую щеку, но глаза ее уже горели. В них больше не было ни страха, ни тем более смущения.

Любительница экспериментов.

– Совет вам… – Ян вытер губы тыльной стороной ладони, по щеке протянулся кровавый след, – …да любовь, – и вышел за дверь.

Вот он и спрыгнул с поезда. И не было больше ни пьянящего ожидания, ни ветра, бьющего в лицо, только боль после падения.

Глава 26. Сжигая мосты

Ян проснулся поздним утром у себя дома, плохо помня, как сюда попал. Голова гудела, на душе скребли кошки. Было муторно, тяжело, будто что-то тянуло на дно, но Ян не понимал, что именно.

За окном мело сухим мелким, как порошок, снегом.

Кажется, вчера, после Мариши, он здорово напился. Но где? С кем? И что пил? Похмелье давалось Яну тяжело. Сон, даже долгий, не приносил облегчения. В таком состоянии помогала разве что очередная порция алкоголя.

Ян оделся, мыча себе под нос, и вывалился из дома. От снега, бьющего в глаза, тающего на губах, стало легче.

Он не заметил, как прошел мимо магазина, где продавалось «лекарство». Смутно осознавая происходящее, сел в автобус до вокзала. Там ему пришлось туго: от кисло-сладких запахов мокрой одежды и дешевой еды, от какофонии голосов, выкриков, объявлений тело трясло. Зато повезло с билетом: ждать электричку пришлось всего полчаса. За это время Ян сходил в ближайший магазин и на все деньги, что у него оставались, купил нехитрой еды: колбасы, молока, хлеба.

В вагоне сел у окна. Смотрел на тускло-серый пейзаж и думал: «Что я наделал?.. Что я наделал?..» Но если бы кто-нибудь спросил, что именно он имел в виду, Ян не смог бы ответить.

Пока электричка, кряхтя и постукивая колесами, выбиралась из города, снежный порошок сдуло, и посыпались крупные тяжелые хлопья, словно кто-то вспорол на небе подушку. Когда Ян вышел из электрички, снега намело по щиколотку.

Похмелье отпускало. Он брел по белому рыхлому полотну, наклонив голову, словно бодая ветер. Одной рукой придерживал капюшон куртки, который надувался парусом, другую грел в кармане.

Он все шел, сражаясь с метелью, и представлял, как добредет до заветной хаты, постучит по стеклу костяшкой пальца. Качнется занавеска – и в окне покажется худое сморщенное лицо старушки. Она заставит Яна стянуть свитер, станет водить шершавыми пальцами по шраму, щупать ребра. Ян улыбнется – от щекотки, а еще потому, что ребра уже давно его не беспокоят.