Десятый десяток. Проза 2016–2020

– Я понял вас, – сказал я со вздохом, когда она наконец умолкла. – Вы изъясняетесь без околичностей. Не буду говорить о себе, мои заботы – только мои, и вас они вряд ли занимают. И все же не могу не напомнить, что мною вложена в Карташова немалая часть меня самого. В какой-то мере он воплотил в себе и мои скромные способности и мои неосуществленные чаянья. Все, что, возможно, во мне копилось и вызревало долгие годы. Я отдал этому человеку все, что я знал, и все, что понял. Отдал, не чинясь, без расчета что-либо получить взамен. Однако у каждого Пигмалиона есть не одна лишь готовность отдать, есть еще скромное право увидеть, что вышло из его Галатеи.

Она спросила с недоброй усмешкой:

– Вы полагаете, Герману Павловичу придется по душе эта роль?

Я сухо сказал:

– Да, я уверен. Меньше всего хочу вас обидеть, и все же вы не вполне разобрались в душе любимого человека. Вы просто не видите, где и когда он может себя ощутить победившим и состоявшимся человеком. Та деятельность, которая вам внушает стойкое неприятие, – его призвание и назначение. Нравится это вам или нет, но то, что для вас – базар и помойка, его естественная среда.

Поверьте, – я старался придать возможно бльшую доверительность своим словам, – я вам желаю только добра, ничего другого. Множество превосходных женщин теряли дорогих им людей лишь оттого, что пытались внушить им свои пристрастия и оценки. И я убежден: настоящая женщина лишь та, которой по силам вручить себя, отдать и посвятить свою жизнь тому, кого она полюбила.

Она сказала:

– Благодарю вас. Не ожидала такой откровенности. И все же скажу: не промахнитесь.

Я удивился:

– Звучит угрожающе.

Она поднялась, давая понять, что разговор на этом окончен. И повторила:

– Не промахнитесь. Все самозваные поводыри обычно остаются внакладе.

24

Я понимал, что мне предстоит нелегкое объяснение с Германом, и настроение мое, уже испорченное беседой с суровой Вероникой Витальевной, естественно, не слишком улучшилось от этой приятной перспективы.

Но понимал я и то, что дело, которым мне выпало заниматься, чревато всякими передрягами. Стало быть, каверзы и неожиданности входят в мою систему жизни.

И было еще одно обстоятельство – я позавидовал Карташову.

25

Герман явился на той же неделе, хмурый, взлохмаченный, сам не свой. Словно он побывал в мясорубке и чудом остался жив-здоров.

– Можете мне ничего не рассказывать, – буркнул он мрачно, – я уже знаю о вашей дискуссии с Вероникой.

– Тем лучше, – сказал я, – должен заметить, я не в восторге от роли хищника, когтящего невинную крошку.

– Какой еще крошка?

– Известно какой. Весь из себя непорочный Герман. В белых одеждах и чистом исподнем.

– Достаточно. Юмор – не ваша стихия.

– Юмор висельника, согласен. Но на другой сейчас неспособен.

– Если уж вешаться, то мне, – вздохнул он, – вопрос поставлен ребром.

– Догадываюсь. Дело обычное. Вероника Витальевна полагает, что ей известно лучше, чем вам, зачем вы живете на белом свете. В чем ваша миссия в этом мире. А также что сделает вас счастливым, а также дарует гармонию духа. Очень возможно, она права. Уже потому, что она свободна от ваших сомнений и колебаний. Мне даже жаль, что вам, а не ей даю я свои рекомендации.

– Согласен. Но ей они не нужны, – сказал он с ядовитым сочувствием.

– Не спорю. Ваша любимая женщина уверена: вы занимаетесь вздором. Все то, от чего зависят судьбы значительных масс и отдельных людей, – все это миф, пустая порода.

– Чем тратить сейчас золотой запас вашей иронии, вы бы лучше посоветовали, как быть, что делать.

– Сами решайте, – сказал я жестко. – Я узкий специалист, разбираюсь в том, что относится к моей сфере. Женщины – это особый мир, любимые женщины – тем более. Я полагал, что люди действия, такие, как вы, им по душе, что выбранная вами стезя внушает им должное уважение. Но либо я ничего не смыслю, либо Вероника Витальевна – женщина не такая, как все, разительно отлична от прочих.

Вам стоит еще раз всмотреться в себя. Но думаю, что я не ошибся – глаз у меня давно наметанный. Вы – политическое животное до мозга костей, сей термин, нет спора, неблагозвучен, но он прижился, ибо он точен. Примерьте его к своей истории. С партией, послужившей для вас этакой стартовой площадкой, вы благополучно расстались. Теперь предстоит расстаться с женщиной.

Герман сказал:

– И вы уверены, что это легче?

– Обыкновенному человеку в такой ситуации было бы худо, но вряд ли он в нее попадет. А вы у нас человек особенный, к вам эти мерки неприложимы.

Он смерил меня недобрым взглядом и отчеканил:

– Напоминаю, я не предмет иронических колкостей.

– Ну что вы, – сказал я, – совсем не нужно напоминать очевидные вещи. Отлично знаю, что вы намерены дойти до олимпийских вершин. И более того, убежден, что восхождение будет успешным. У вас для этого все в наличии. Не только желание и готовность, но и необходимые свойства. Иначе я вряд ли бы с вами работал.

Он произнес почти враждебно:

– Мне трудно представить дальнейшую жизнь без этой женщины.