Десятый дневник

Вторым местом, где я хотел побывать, был дом, в котором жил и работал Рауль Валленберг. Уже и книги о нём написаны, и огромное количество статей, сняты фильмы, поставлены в десятке городов мира памятники ему, приколочены мемориальные доски, только что бы я ни прочитал, снова и снова захлёстывает меня восторженное изумление.

Он ведь меньше чем за год своего пребывания в Будапеште спас от верной гибели несколько десятков тысяч евреев. И целиком – население городского гетто, где ожидали вывоза в лагеря (точнее – в газовые камеры и печи) пятьдесят тысяч евреев-смертников.

Он приехал в Будапешт как первый секретарь шведского посольства и почти сразу по приезде принялся выдавать евреям внушительные бланки с гербом Швеции посреди листа. Это были охранные паспорта – свидетельства того, что предъявителю разрешён въезд в Швецию и он только ждёт отправки. Нет, евреи не толпились возле виллы, нанятой Валленбергом для работы, – всё происходило в глубочайшей тайне: спасительные паспорта развозили и раздавали его сотрудники. Он снял в Будапеште тридцать домов, на которых значились вывески: «Шведский культурный центр», «Шведская библиотека» и другие охранные наименования – всё это были жилые дома для приюта и укрытия множества еврейских семей. Туда доставлялись и продовольствие, и лекарства. Он учредил больницу, где работали врачи разных профилей. Он снял три больших склада, ибо еда и лекарства привозились и в гетто. Он общался с невероятным количеством самых разных людей – от венгерского начальства до гестаповцев, ибо был человеком невероятного обаяния и такой же находчивости в разговорах. Он как-то даже с Эйхманом пообедал. Подробности их застольного разговора никому, естественно, не известны, но в чьих-то воспоминаниях промелькнула одна фраза Эйхмана, много сказавшая о его глубинном мировоззрении. Рауль Валленберг выразил, очевидно, осторожное сожаление, что так много людей подвергается унижению и арестам, на что Эйхман добродушно возразил:

– Но ведь евреи – не люди.

Эйхман приехал в Венгрию, чтобы ускорить отправку евреев в лагеря, и очень успешно выполнял свою задачу (был он эффективным менеджером): всего за два месяца на верную смерть были депортированы 450 тысяч венгерских евреев. А Валленберг множил и множил охранные паспорта. Он писал своей матери, что сейчас переживает самое интересное время в его жизни. Он порой даже вытаскивал несколько десятков людей из толпы, уже собранной для отправки в лагерь. Его спасали мужество, уверенная настойчивость и дипломатическая неприкосновенность. Очевидно, он щедро раздавал взятки разного рода высоким чинам, но кого-то удавалось напугать и неизбежным возмездием – Красная Армия уже была совсем близко, Будапешт периодически бомбили. Только его усилиями обречённых обитателей гетто не успели отправить в печи Освенцима.

А когда пришла советская армия, то Валленберг таинственно исчез. Очень нескоро выяснилось, что его арестовали сотрудники Смерша и тайно перевезли в Москву. Он более двух лет содержался в тюрьмах то Лубянки, то Лефортово, а добивались от него, скорее всего, просто сотрудничества. Он ведь очень много знал, ибо с великим множеством людей общался. А после категорического отказа – застрелили. Или вкололи яд – была при Лубянке и такая специальная лаборатория. К архивам доступа нет, а домыслы множатся до сих пор.

Третье место тесно связано со всем рассказанным выше. Оно находится на берегу Дуная. Дело в том, что в конце сорок четвёртого года в Венгрию вошли немецкие войска. Их раньше тут не было – ведь Венгрия была союзником Гитлера. Но адмирал Хорти, правитель Венгрии, объявил всенародно, что его страна выходит из войны, и тогда в страну вошли немцы. Тут же произошёл, естественно, государственный переворот, и во главе правительства стал некий Салаши, глава фашистской партии «Скрещённые стрелы». Начались еврейские погромы. Салашисты отлавливали евреев на улицах и врывались в квартиры. Каждый день под вечер на берег Дуная приводили пять-шесть десятков схваченных евреев, связывали их по трое и стреляли в среднего. Он падал в воду, увлекая двух других – спастись у них возможности не было.

В память этих погибших на берегу Дуная стоит очень необычный памятник. Это пар тридцать женских, мужских и детских туфель и ботинок разного фасона и размера. Они сделаны из железа и прикреплены к невидной (под землёй) железной полосе. Они распахнуты, как будто их только что сняли с ноги. Это потрясающее зрелище. В памятные дни возле них зажигают свечи.

Тут я и выкурил свою третью экскурсионную сигарету. Больше никуда идти не хотелось, хотя в Будапеште полным-полно различных туристических соблазнов.

А после мы уехали – с великой благодарностью к этой зелёной процветающей стране. Бог даст, мы ещё приедем сюда.

Рыбалка на полярном круге