Десятый голод

Сижу и жду: сейчас меня спросят про полигоны и ядерные испытания. Я убежден почему-то, что это не просто коллеги по медицинским опытам, а разведчики. Что этот самый француз — большой босс, биг босс, его интересует, конечно, что за контакт состоялся между Моссадом и русской разведкой… Ах, бедная моя голова, чего тебе только не мерещится?!

— Профессор говорит, что чувствует себя под землей не более мухи — всегда, и спрашивает, как это было у вас во время отсутствия привычных земных ориентиров? Какого рода галлюцинации?

Я наливаю себе стакан кока-колы, долго и с удовольствием его цежу. Затем кручу пустой стакан перед глазами: «А сукиным сыном он там не чувствовал себя? Вечной занозой у меня в мозгах? Камнем у меня на душе и на сердце не чувствовал?»

— Мы ощущали себя великанами, доктор. Ребе любил нам цитировать из пророков: «Когда пойдете на родину — великанами станете, реки перед вами иссохнут, и горы сравняются, а все дороги станут прямыми!»

Они снисходительно улыбаются оба — удачная шутка! Эти улыбки злят меня. Я кручу пустой стакан, голос мой хрипнет:

— Нет, до мухи у меня не дошло! А ящерицей помню себя…

Таким ответом они довольны: тут я сказал что-то дельное, по теме, по-научному. И Джассус тоже плеснул себе и французу в стаканы кока-колы, и оба они выпили.

— Профессор говорит, что в настоящее время идет большая охота за всякого рода пещерами. Особенно за неоткрытыми… Он сам залез в свою первую пещеру в девять лет, и это на всю жизнь определило его призвание. В одиннадцать лет он начертил стратиграфический разрез одной из альпийских пещер — самостоятельно! В пятнадцать был принят в коллектив знаменитого профессора Буркана в Ницце. В восемнадцать уже получил первую премию за очень серьезную работу по геологии. На эти деньги он снарядил экспедицию в пещеры Цейлона, где родилась идея его «отключения из времени». Он говорит, что даже свадьбу свою сыграл в пещере. На глубине двести метров! Все, включая раввина, были одеты, как спелеологи, а стульями и столами служили им сталактиты. Он говорит, что свадьба была бы гораздо глубже, но гости боялись.

Как длинное, скользкое тело змеи, вползает мне в уши известие о его свадьбе. Я эту свадьбу отчетливо вижу… Змея вползает в сознание, сворачивается, и страшная головка ее поднимается в виде вопроса: «А кто невеста была, Господи? А раввин — кто этот раввин? Неужели венчал их ребе Вандал? А я где был в это время?»

Профессор смотрит на меня победительно, горделиво. И столько вызова в этом взгляде, столько наглости и коварства — вылитый Дима!

Сейчас я сидел в пушке, за броневыми плитами: в той самой — на плоскогорье. Окутанный влажным ночным туманом, курил сигарету за сигаретой как сумасшедший. Голова пылала, но мысли работали четко и холодно. На память приходили слова: «…Ревность — ярость мужа… Не будем считаться ни с каким выкупом… сколько бы ты ни умножал даров» — слова древние, из Мишлей[78]. Как это верно сказано!

Густой белесый туман увлажнял мои плечи, лицо, будто стараясь смыть живую картину: вот мы соскочили с арбы: я, Бешар и ребе Вандал. Все бросились нам навстречу, и мы их всех обнимали, но Дима не дал мне обнять себя. Он выставил руку — поздоровался. Но как? Он руку свою поставил колом меж нами… И Мирьям ко мне не бросилась, я ей показался чужим. Она долго не могла меня вспомнить, а вспомнив, расстроилась.

Джассус просит меня сосредоточиться.

— Профессор хочет поговорить на темы исключительно узкие!

И улыбается Джассус. Эта улыбка его, она как приклеенная, мерзейшая персидская улыбочка.

Профессор тем временем достает из чемоданчика грифельную доску, карты, бумаги…

Нет у меня никакой охоты с ними сотрудничать! Вот ведь и Джассус водит его за нос в чем-то. Похоже, не хочет делиться добычей. А какой добычей, собственно? Это мне предстоит узнать еще, разгадать их обоих…

Кто бы француз этот ни был — Дима? не Дима? — я кровь его ненавидел, они все равно были с моим врагом одной крови — гиены пещерные!

— Переводите мне, доктор, не так быстро, пожалуйста, я что-то плохо себя чувствую.

— О’кей! — согласился он и, конечно же, с места понесся на рыси: — Профессор говорит, что вас ожидает первая премия Постоянной комиссии по длиннейшим пещерам мира! Профессор Жан-Жак Мишель состоит почетным членом этой комиссии… Первая премия безусловно ваша! Вы поставили величайший рекорд, заполнили гигантское белое пятно карстовой карты Азии. Он говорит, что в списках комиссии нет ни одной пещеры, которая бы относилась к этому району мира. Ваши открытия немедленно войдут во все учебники геологии и географии. Вы будете удостоены самых высоких научных званий и почетных наград крупнейших университетов мира…

Француз сосредоточенно копается в своих картах и бумагах, под шорох которых я пытаюсь мучительно вычислять: когда же ребе успел их поженить? «Две недели мы были внизу, в Двуречье, в Халдее! Нет, ни за что в жизни себе не прощу, что оставил их вместе! Где была моя бдительность, что я думал себе?»

— Пещерная система Хельнох в швейцарском кантоне Швиц!