Десятый праведник

— Гарантирую на девяносто процентов и даже больше, — сказал Донован. — Для подсознания подобная задача не так трудна, как может показаться. А твое подсознание, Жак, уводит тебя от ответа, потому что он тебе не по душе. Ничего страшного, я подсчитаю вместо тебя. Сто сорок девять на пять — будет семьсот сорок пять килограммов критической массы.

— Не критической! Субкритической, запомни это раз и навсегда и не неси чепухи. Это как прошлым веком в Чернобыле. Эти идиоты идут ошибочным путем, и если будут продолжать в том же духе, настоящего ядерного взрыва им не произвести. Значит, в счет закралась ошибка!

— Может быть, — кивнул священник. — И все же критическая масса углерода снижается, так?

— Снижается, снижается! — Жак Бержерон тряхнул головой, и длинные волосы закрыли часть лица. — По моим нынешним расчетам, она должна составлять девятьсот килограммов. Тем лучше, в конце концов. Кривая постепенно сглаживается и где-то все-таки остановится.

— Лучше с твоей точки зрения, — заметил Донован. — Но не с моей.

— Какое значение может иметь твоя точка зрения? Ты идеалист, отче. Вот спроси у него! — Жак ткнул своим длинным, костлявым пальцем в грудь Николая. — Спроси простого человека, согласен он со мной или нет, и он скажет, что согласен.

Священник откинулся назад и скрестил руки.

— Давай, попробуй его убедить. Даю тебе полную свободу действий, но потом придет моя очередь высказаться.

— Идет! — Физик хлебнул кофе и устремил пламенный взгляд на Николая. — Раскрой уши, приятель. Знаешь, почему рухнула цивилизация? Электричество было основой всей человеческой мощи. После Коллапса, когда мы потеряли медь, возможность восстановить потенциал еще оставалась, не хватало одного — простого и надежного источника энергии. Нефть стала недосягаемой. Огонь был запрещен. Солнечная энергия требует слишком сложных технологий. Но существует явление, которое я исследую уже в течение пятнадцати лет…

— Радиоактивная самоиндукция, — вклинился отец Донован.

— Не перебивай! Пусть человек сам решит. Итак, радиоактивная самоиндукция. Новое явление, противоречащее всем нашим предшествующим знаниям… как и многое другое после Коллапса. Объясняю совсем просто. Существует множество нестабильных элементов и изотопов, но двадцать дет назад радиоактивность была свойством отдельных атомов. Она не зависела от внешних условий. После Коллапса же с атомами углерода стало происходить нечто странное. Они, похоже, взаимодействуют между собой, и когда их суммарная масса преодолевает некий порог, приобретают радиоактивные свойства. Почему? Не знаю, признаюсь честно. Мы живем в новом мире, где действуют новые законы природы, и делом будущих физиков будет эти законы открыть. А наше дело решить, на какой базе будут творить эти будущие физики. Придется им начинать с нуля, или у них будут современные лаборатории. Попытайся представить себе, что представляет собой эта самоиндукция. Наваливаешь кучу угля — и ты на пороге цепной ядерной реакции. Разбрасываешь эту кучу — и остается безвредная черная пыль.

— Но это означает… — пробормотал Николай, сам толком не зная, что хочет сказать.

— А это означает, что после жестокого удара природа преподносит нам неожиданно щедрый подарок. Она дает возможность создания удобной, чистой и почти безопасной ядерной энергетики. Здесь, в пятидесяти метрах под нами, — физик ткнул пальцем в пол, — стоит такой реактор. Создан он с огромным трудом, ценою проб и ошибок, но все же создан. И с него может начаться возрождение человеческой цивилизации, новой науки, будущего.

— Опять по старой проторенной дороге, — вступил в разговор священник.

Бержерон ударил кулаком по столу.

— Да, черт побери, по старой дороге! Что может нас остановить?

— Парадокс симультанности, — тихо сказал отец Донован.

На мгновение в комнате наступила тишина. Потом Николай поднял руку.

— Подожди, отче. Ты уже упоминал об этом. Что это за парадокс такой?

Священник снова улыбнулся.

— Нечто гораздо более странное, чем радиоактивная самоиндукция. В сущности, тебе почти все известно. Астрономические исследования показывают, что Коллапс отнюдь не локальное явление. Он коснулся всех звезд во Вселенной. А отсюда следуют два поразительных вывода, которые противоречат всякой логике. Во-первых, нарушен нормальный ход времени. Если бы Коллапс произошел одновременно во всей Вселенной, мы бы этого не заметили, потому что свет далеких звезд идет до нас тысячи и миллионы световых лет. И все же астрономы категоричны в своих выводах. Неразрешимая загадка, а, Жак?

Физик сердито зарычал.

— Второй вывод напрашивается исходя из первого, — продолжал Донован. — Куда бы мы ни взглянули, происходящие изменения повсюду одинаковы. А это может означать только одно: мы в центре событий… в центре чуда, ибо кроме как чудом это не назовешь. И я спрашиваю себя: что такого особенного в нашей маленькой Земле? Что за сила протянула руку сквозь пространство и время, чтобы изменить всю Вселенную — не одновременно, подчеркиваю, а так, чтобы это выглядело одновременным лишь в наших глазах?