Десятый принц

Ничего дурного мне не пришло в голову, когда, собрав пистолет обратно, Хуан стал щёлкать курком, направляя ствол в стенку. Потом эти действия повторил Альфонсо. Впоследствии они устроили игру, носясь с этим пистолетом по очереди и губами имитируя звуки выстрелов. Чуть позже меня отправили приводить в порядок личные вещи Хуана, но мне пришлось вернуться, ключей от чемодана на письменном столе, где они обычно лежали, не оказалось. Вот потому я и попал в смежное помещение, слыша, как братья продолжают играть в игровой комнате в перестрелку, но ещё не видя их. Тогда и вошла к ним молодая телохранительница Анна, попросившая ребят на короткое мгновение наведаться к матери по пустячному делу. Те умчались, оставив пистолет на столе, а я замер за дверью, не решаясь войти. Отношения у меня с Анной были на грани ненависти и неприятия друг друга с первого дня нашего знакомства. Уже не знаю, почему так получилось… Зато я успел заметить, как телохранительница поспешила к столу, проверить, нет ли патрона в стволе. По сути, мне это не показалось странным, потому что подобный присмотр и являлся её прямейшей обязанностью. Правда, возня с оружием немного затянулась, что мне показалось несколько странным. Трудно осознать, что мною в тот момент двигало, но я тихонько отошёл от двери и присел за высокой спинкой широкого дивана. Правильно сделал, как оказалось: Анна вскоре выглянула в комнату, где я находился, заглянула за дверь и умчалась в неизвестном направлении.

В тот момент я вспомнил, где должны находиться ключи от чемодана Хуана, в кармане его парадного френча, и решил поторопиться с выполнением данного мне поручения. К тому же мне не хотелось быть замеченным Анной, которая могла себе возомнить, что я прячусь от неё с неким злым умыслом…»

Примерно догадываясь, что случится в финале, Фредерик иначе сместил тяжесть тела в кресле, смахнул пот со лба и продолжил чтение:

«…уже почти закрывая за собой дверь в коридор, я услышал, как братья, вернувшиеся в комнату игр, стали громко кричать.

– Я победил! – радостно кричал Альфонсо. – Я бегаю быстрей Длинноногого Оленя!

– Зато я сильней и у меня пистолет! – довольно весело отвечал ему Хуан. – Умри, краснокожий! Паф! – и вместе с его восклицанием «паф!» прозвучал выстрел.

У меня чуть сердце не разорвалось от страха и волнения. Ноги точно на несколько минут отнялись. И я прибежал к месту событий, когда там уже роился народ. Альфонсо лежал на столе, из носа стекала струйка крови. Ему пытались оказать первую помощь телохранители и врач. Вокруг взволнованно метались обе служанки, какая-то женщина, скорей всего Мария[3], надрывно кричала в коридоре. Тогда как Хуана чуть ли не силой выталкивал в иную комнату его отец. А сам Хуан, смертельно бледный и дрожащий, только и повторял: «Я не виноват! Я ни в чем не виноват!» На меня и на служанок вдруг вызверилась Анна: «Пошли все вон, только мешаетесь под ногами!» И нам пришлось ретироваться.

Бедного Альфонсо так и не удалось спасти…

Но я уверен, примчавшийся в игровую комнату Хуан не мог просто физически успеть вставить пулю в ствол пистолета. Он был уверен, что тот разряжен, ведь до того братья много раз «стреляли» друг в друга во время своей забавы.

Ну а кто подложил патрон, сомнений у меня нет: та самая телохранительница Анна. Я не посмел об этом поведать ни одной живой душе на свете по одной простой причине: боялся. Я сразу понял, что не проживу и часа, как меня уберут, да и Анна имела железное алиби: в момент выстрела находилась недалеко вместе с отцом ребятишек. Её всё равно наказали, убрав из штата телохранителей, и она уехала вроде в Соединённые Штаты Америки. Но толку от этого наказания мало… Больше я о ней ничего не знаю…

Спокойно спать уже долгие годы у меня не получалось…

И хорошо представляю, сколько душевных терзаний перенёс сам Хуан, ставший впоследствии таким великим и значительным человеком. Пусть он меня простит в первую очередь, потому что именно он пострадал больше всех во время той трагедии. Если, конечно, не считать бедного Альфонсо…

Пусть простит меня Всевышний за совершённое из страха за самого себя грехопадение! Аминь!»

Прочитав раза три признание, Фредерик долго сидел, тупо пялясь на стенку гостиничного номера и размышляя. Сердцем он понимал, что найденные листочки обязательно надо показать отцу. Король в самом деле перенёс огромные моральные муки, неся на себе тяжкий крест преступления, которого он практически не совершал. Но в то же время, зная, насколько брутальным характером обладает близкий человек, нетрудно было предположить, что произойдёт взрыв эмоций, который, в свою очередь, перерастёт в скандал политического масштаба. И эта неприятность, скорей всего, будет иметь самые негативные последствия для всей королевской семьи.