Десятый сосед

Я не видела ни одной взрослой женщины, которая зарыдала бы, услышав обрывок попсовой песенки из проезжающей машины.

Оказалось, они просто хорошо скрывались.

Находили по пути на работу и домой укромные места, чтобы скорчиться за старой трансформаторной будкой и порыдать. Потом протереть лицо матирующими салфетками, закапать в глаза «Визин» и войти в офис с жизнерадостной улыбкой.

В пятый раз сердце рвется даже больнее – не по линиям сгиба, а неопрятно, лохмотьями вокруг старых швов. Рыдать внутри, когда слышишь ту самую песню, больнее, чем вслух.

И мое десятое расставание оказалось самым болезненным из всех.

Иногда мне казалось, что я не сумею его пережить.

Дни тянулись бесконечно, залитые вместо солнечного света тоской, похожей на черную смолу. Если сначала я еще надеялась – крошечным осколком сердца, последним живым среди праха! – что «чуть-чуть подожди» от Ярослава – это один, ну два дня, то на третий умерла и эта надежда. Как положено – мучительно, страшно, невыносимо.

В этот день я удалила его телефон. Отправила в спам в мессенджерах. Стерла так, чтобы при всем желании не могла бы найти в минуту слабости.

Я возвращалась домой как можно позже, чтобы не слышать, что происходит наверху. «Лендровер» стоял возле дома, словно надгробие, каждое утро и каждый вечер, но листья к нему прилипали каждый раз разные.

Если раньше мы постоянно сталкивались с Ярославом, то теперь я подозревала, что он сознательно избегает меня. Может быть, даже прячется за кустами, как я когда-то. Только у него это получалось куда лучше.

Иногда я чувствовала запах его парфюма в лифте – крошечный след, скорее воображаемый, чем реальный… Этого достаточно для того, чтобы испытать сразу и глубокое горе, и огромное счастье.

Он есть, он существует, он ходит теми же тропами, что и я… Но не хочет меня видеть.

Иногда мне казалось, что для счастья достаточно знать, что он рядом, два с половиной метра вверх через бетонную плиту. Иногда – что лучше я уйду в октябрьский лес и останусь там в мокрой земле, заливаемая дождями, только бы забыть о его существовании.

В субботу с утра я выскочила в магазин за йогуртом, потому что от бутербродов и всей остальной твердой еды меня давно тошнило.

Возвращаясь обратно, долго ждала лифта с верхних этажей, вошла – и пропала. Весь лифт был заполнен по самую крышу запахом Яра. Десять этажей и тридцать две секунды я была с ним рядом, вплотную.

Дома меня долго тошнило в ванной под звук льющейся воды. Наверное, в этот момент я поняла, что происходит что-то не то, задумалась – и перепугалась до смерти.

Как же так! Я была предельно осторожна, я же…

Я…

С Олегом я предохранялась с помощью гормонального кольца. С моей тревожностью таблетки – слишком нервно, я боялась забыть их принять, а презервативы ему не нравились. Поэтому кольцо. Два раза в месяц телефон напоминал о том, чтобы вынуть его и поставить обратно.

Вот только я вспомнила, что, когда Олег ушел, буквально через день, закончился цикл и я решила не ставить новое. Зачем? Я не планировала искать новых любовников.

А потом все закружилось – и у меня все напрочь вылетело из головы. За три года я просто привыкла, что за меня думает календарь в телефоне.

И теперь…

Я вытряхнула всю аптечку разом на пол – слишком уж тряслись руки, чтобы копаться в ней в поисках теста. У них ведь есть срок годности? Я, кажется, покупала еще до Олега…

Вот он.

Меня колотило так, что я пару раз выронила упаковку.

Срок годности истекает в ноябре. Как я вовремя успела. Какая экономная Ева, даже тесты использует до последнего!

Молодец.

Я снова включила воду, отгораживаясь ее шумом от мира.

Не так уж много я делала тестов на беременность за свою жизнь, но каждый раз помню отчетливо и остро: сидишь на холодном полу ванной, глотаешь разреженный воздух своего ужаса и смотришь, как медленно наливается краснотой сначала первая полоска, а потом, еще медленнее, под громовой стук сердца, слегка обозначается вторая… но бледнеет.

Бледнеет.

Ты дрожащими руками кладешь тест на край ванной, чтобы выждать уже положенную минуту, хотя и так все ясно. Но на всякий случай. Потом проверяешь каждые пять минут – не появилась ли случайно вторая полоска? Это уже не будет считаться, но все же проверить стоит.

Только сейчас она не побледнела. Вторая полоска налилась рубиновой краснотой, очевидной и бесспорной.

Мне казалось, мое сердце просто взорвалось. Вздрогнуло, попыталось разогнаться до тысячи ударов в минуту, захлебнулось кровью и упало, обессиленное.

Вот и все. Случилось именно то, от чего меня пыталась предостеречь мама. Именно то, что ждало меня в конце пути из десяти мужчин.

Девочки, которые не слушаются маму, не выходят замуж до тридцати, спят с женатыми, выбирают любовь, а не уверенность в будущем и надежного мужчину с порядковым номером не больше десяти, заканчивают именно так. Как Вера. Изгоями.

Нищими, брошенными, беременными.

Я легла на кафельный пол, прислонившись щекой к прохладной плитке. Перед глазами плыли круги, еле ожившее сердце вяло трепыхалось прямо в горле.

«Тебе конец, Ева».

Вот так я встретила свое тридцатилетие.