Был у него и ещё один довод для отказа отправить его в подполье или в партизанский отряд: в Беломорске у него жила жена, она только что родила ребенка. Все другие работники жили без семей. "Как её оставишь", — говорил Юрий Владимирович. А его первая жена, жившая в Ярославле, забрасывала нас письмами с жалобой на то, что он мало помогает их детям, что они голодают и ходят без обуви, оборвались. И мы заставили Юрия Владимировича помогать своим детям от первой жены. Все это, вместе взятое, не давало мне морального права применить высшую силу, высшее право послать Ю.В. Андропова в партизаны. Человек прячется за свою номенклатурную бронь, за свою болезнь, за жену и ребенка. На фронте не было чрезвычайного положения. "Подождем, — думал. — Может сам поймет! Может, будет ещё необходимость, тогда пошлем"».
Во-первых, мне эта картина напомнила до боли знакомую современную картину отношения многих молодых людей к призыву в российскую армию. А, во-вторых, мне совершенно понятно — почему все вышеназванные партийные и комсомольские работники после войны в разгар репрессий по «русскому делу» в 1949-1950 годах, благодаря большой «помощи» Ю. Либермана-Андропова, подверглись жестоким репрессиям. Геннадий Куприянов:
«В июле 1949 года, когда руководящие работники Ленинграда были уже арестованы, Маленков начал присылать к нам в Петрозаводск комиссию за комиссией, чтобы подбирать материал для ареста меня и других товарищей, ранее работавших в Ленинграде.
В июле вызвали в Москву Ю.В. Андропова, он сидел там десять дней, объясняя Шкирятову, почему на Беломорском рыбзаводе ревизия обнаружила недостачу. Рыбной промышленностью занимался Андропов, он тогда был уже вторым секретарем ЦК КП и, конечно, мог лучше меня объяснить положение. Затем меня вызвали срочно в Москву. Шкирятов очень ругал меня, и мне на вид поставили непорядки на беломорском рыбзаводе. Все свалили при помощи Андропова на меня. Это было началом подготовки к аресту.
Затем мне разрешили ехать в отпуск. Во время моего отсутствия приехала комиссия ЦК ВКП — искали непорядки. В начале октября меня снова вызвали в Москву — уже с официальным отчетом. Отчет не состоялся. Очевидно, было мало материалов для обвинения.
В конце октября приехала ещё одна комиссия, снова искали подходящие материалы. И вот инспекторы ЦК ВКП(б) Е. Кузнецов и Левый по подсказке МГБ взялись за материалы о работе подпольных райкомов. Они смотрели материалы по Шелтозеру, по Ведлозеру, Сегозеру и Олонцу и сказали, что не верят никому из тех, кто работал в тылу врага и остался жив. Как утверждали они: это двойники. И что все они продались оккупантам и работали на них. А мы — работники ЦК КП — Куприянов и Власов — политически близорукие люди, не только не понимали этого, но носимся с подпольщиками и превозносим их работу, просим наградить их орденами (в 1949 году Маленков отклонил наше представление к награде партизан и подпольщиков, и многие оставшиеся в живых подпольщики не получили никакой награды, хотя безусловно, её заслужили).
Я сказал, ища поддержки у своих товарищей, что вот Юрий Владимирович Андропов, мой первый заместитель, хорошо знает всех этих людей, так как принимал участие в подборе, обучении и отправке их в тыл врага, когда работал первым секретарем ЦК комсомола, и может подтвердить правоту моих слов. И вот, к моему великому изумлению, Юрий Владимирович встал и заявил:
"Никакого участия в организации подпольной работы я не принимал. Ничего о работе подпольщиков не знаю. И ни за кого из работавших в подполье ручаться не могу"».
Хотя, например, в служебной записке по итогам работы 1942 года на имя секретаря ЦК КП(б) КФССР Г. Куприянова секретарь ЦК комсомола Ю. Андропов докладывал: «…с начала войны 403 комсомольца направлено на работу в диверсионные группы, органы разведки и для руководства нелегальными организациями в тылу противника. Все прошли специальную подготовку, которая была организована ЦК ЛКСМ».
Г. Куприянов продолжает своё повествование: «Я не хотел верить своим ушам и только сказал: "Юрий Владимирович, я не узнаю вас!" Спорить было бесполезно, Андропов, как умный человек, видел, куда клонится дело. В 1949 году, услышав о его предательстве, трусливые слова о подпольщиках, я думал, что это у него просто от природной трусости затряслись коленки».
Нет, не только от трусости. Ю. Либерман-Андропов был неглупым хладнокровным партийным чиновником с уже выработанной, успешно проверенной во время жутких репрессий 1937-1938 годов циничной тактикой — как только он обнаруживал инициированный сверху репрессивный процесс — он сразу поворачивался «по течению»: быстро присоединялся к нему, и, несмотря на судьбы годами работавших с ним людей, на местном уровне сразу его возглавлял, поддерживая репрессии.