– У тебя ничего не осталось от той, прежней жизни? – спросила Антонина. – Из твоего детства?
– Да, – кивнул Кай. – И я повсюду таскаю это с собой. Уже много лет. Раньше я думал – вот все, что осталось от моей памяти. А теперь, когда я помню, – не знаю зачем.
– Большинство людей никогда не теряли память, – рассудительно заметила Антонина. – И тем не менее практически каждый хранит что-то важное или просто памятное для него. Это нормально.
– Да, – согласился Кай и достал из сумки маленький, упакованный в полиэтилен узелок. – Вот оно. Я догадался, что ты захочешь смотреть.
– Что это? – оживилась Антонина и осторожно развернула узелок.
В нем оказалась дешевая картонная иконка Божьей матери, выцветшая и слегка помятая, пупсик-голыш со стершимся лицом и большой, тяжелый перстень с непонятной монограммой.
Кай молчал, ожидающе глядя на Антонину.
– Иконка – это понятно, – принялась вслух рассуждать девушка. – Твои родители были верующими людьми и, должно быть, у вас в доме были иконы. Ты знал, что они придавали этому большое значение, и взял из красного угла иконку на память о них. Здесь занятно то, что где-то там у вас хранилась бесценная святыня всей церкви, а ты много лет таскаешь с собой картонный грошовый новодел. Но это, как мы уже выяснили, понятно. Тебе, мальчишке, конечно, никакой разницы не было. Пупсик – это либо твоя собственная игрушка, либо, что скорее – память о сестре. Все-таки с пупсиками чаще играют девочки. Самое странное – перстень. Если где-то и есть ключ к сокровищам, то, по всем законам жанра, он должен быть именно в нем. Перстень явно мужской и мог принадлежать только твоему отцу… Ты помнишь его из своего детства?
– Кого, отца? Конечно…
– Да нет! Я имею в виду перстень. Помнишь ли ты, чтобы отец носил его?
– Да. Кажется, да, помню…
– Но как же тогда он оказался у тебя? Ведь по идее, если отец носил его, так он должен был и утонуть вместе с ним… Ты помнишь, как уходил жить в лес?
– Нет, не помню совсем. Психоаналитик из Цюриха сказал: скорее всего, как раз это я не вспомню никогда. Тогда моя личность как бы отсутствовала, спала. Чтобы не умереть от переживаний. Поэтому нет помнить ничего.
– Ладно, Кай, успокойся… – Антонина тревожно заглянула в глаза молодого человека и, поколебавшись, погладила его по руке.
Кай улыбнулся. Люди часто подозревали в нем какие-то глубокие и тонкие волнения и переживания, меряя его по своей мерке. Он же из-за особенностей своей биографии обладал крайне высоким порогом психической, эмоциональной и даже болевой чувствительности. Иными словами – Кай редко вообще что-нибудь сильно чувствовал. Разумеется, это не относилось к его зрению, слуху, осязанию и обонянию. Тут Кай мог дать несколько очков вперед не только абсолютному большинству людей, но даже и иным городским собакам.
Однако, прикосновение Антонины было ему приятно и, чтобы продлить ощущение, он достаточно картинно приложил ладонь к глазам и закусил нижнюю губу. То, как люди внешне проявляли свои чувства, всегда казалось ему несколько смешным, но на всякий случай он уже давно обучился этому искусству. Иногда даже пускал свое умение в ход. Антонина, разумеется, поймалась и сжала свободную руку молодого человека своей – сильной и горячей.
– Кай, Кай… а вот… А вот попытайся вспомнить, где ты последний раз видел этот перстень. Ну, до того, как он оказался у тебя?
Кай честно сосредоточился и вдруг вскочил, внезапно изменившись лицом.
– Вспомнил! – воскликнул он. – Правда вспомнил!
– Что? Что? – заволновалась Антонина. – Говори скорее, пока не забыл обратно.
– Помню, что перстень лежал на полке в такой маленькой мисочке. Там еще была какая-то тряпка с узором, или салфетка, или руки вытирать – полотенце… Наверное, как раз из этой мисочки я его и взял тогда, вместе с иконкой… Но почему он там лежал?
– А может быть, у твоего отца с годами распухли руки и перстень уже не влезал на палец? – предположила Антонина. – У моей мамы тоже есть бабушкино золотое кольцо. В молодости она его носила, а сейчас уже не может. На меня-то оно вообще только лет до тринадцати налезало… И твой отец также. Других украшений у него не было, вот он перстень и хранил на полке, отдельно от всего…
– Ага, – сказал Кай. – Но если кольцо – просто украшение, то что же тогда ключ?
– Не знаю, – честно призналась Антонина. – Надо еще думать.
– Хочешь, я побегу, тебе мороженое куплю? – спросил Кай. – А ты еще сидишь и думаешь.
– Хочу, – сказала Антонина.
Все сладкое она любила, хотя и считала безусловно вредным для фигуры. Кай, как нормальный зверь, не любил ничего холодного и горячего, и из всей еды предпочитал мясо, рыбу, хлеб, а также ягоды и фрукты – все по отдельности. Светка говорила, что Кай – интуитивный сторонник раздельного питания.