Детектив

Руби помедлила и сказала:

– Ладно, хотела сначала собрать побольше материала, но… – в ее голосе появилась жесткость. – Как вам понравится, скажем вот это. Из тех дневников, которые я успела прочитать, следует, что наш покойный досточтимый городской комиссар Густав Эрнст смертным боем бил свою жену. Он избивал ее практически с первых дней супружеской жизни. По меньшей мере однажды она попала из-за этого в больницу. Она никому не рассказывала, потому что боялась его и стыдилась. Она была уверена, что ей все равно никто не поверит, как внушал ей мерзавец-муженек. Все, что ей оставалось, это изливать боль и унижение своим полудетским шифром в этих жалких тетрадках. Это все изложено здесь!

Лицо Руби вдруг вспыхнуло.

– Дьявол! Меня тошнит от этого дерьма! – Она порывисто схватила тетрадь со стола и швырнула в стену.

Эйнсли дал ей передышку, нарочито медленно подняв тетрадку с пола.

– По всей вероятности, она была права, – сказал он затем. – Ей действительно не поверили бы. Особенно в те годы, когда говорить о домашнем насилии вообще было не принято. Люди просто не хотели ничего об этом знать. А ты сама веришь, что она писала правду?

– Уверена на все сто. – К Руби уже вернулось душевное равновесие. – Она описывала подробности, каких не выдумаешь. Все слишком достоверно. Да почитайте сами.

– Обязательно почитаю, но позже. – Эйнсли знал, что на мнение Руби можно полагаться.

Она снова бросила взгляд на тетрадь и сказала задумчиво:

– Мне кажется, миссис Эрнст знала, даже рассчитывала, что ее дневники однажды кто-то сумеет прочитать.

– Она писала что-нибудь про… – Эйнсли осекся; вопрос показался ему излишним. Если ответ был положительным, то Руби упомянула бы об этом.

– Вы хотели спросить о Синтии, так ведь? Он молча кивнул.

– Меня это тоже интересует, но пока о ней не было ни слова. Записи, которые я прочитала, сделаны в начале супружества. Синтия еще не родилась. Но я уверена, что далее она будет фигурировать и, как легко догадаться, под номером девятнадцать.

Их взгляды встретились.

– Продолжай, – сказал Эйнсли потом, – сколько бы времени это ни заняло. Звони мне, как только обнаружишь еще что-нибудь примечательное.

Он старался стряхнуть с себя гнетущие предчувствия, но это ему никак не удавалось…

…Прошли еще почти две недели, когда он в следующий раз услышал голос Руби Боуи.

– Не могли бы вы прийти ко мне? – попросила она по телефону. – Мне нужно вам кое-что показать.

***

– То, что мне удалось найти, многое меняет, – сказала Руби, – но только я не поняла еще, как именно.

Они снова были в крошечной комнатке без окон, совершенно заваленной бумагами. Руби сидела за своим узким рабочим столом.

– Рассказывай, не томи, – потребовал Эйнсли, которому пришлось ждать слишком долго.

– Синтия, появилась-таки в числе персонажей. Уже через неделю после ее рождения миссис Эрнст застала мужа за странной игрой с младенцем. Сексуальной игрой. Посмотрите, что она записала в дневнике. Она подала тетрадь Эйнсли, и вот что он увидел:

«Сгдн вдл, как 4 щпат 19. Это сксльн дмгтств. Снчл он рзврнл плнку и длг пллся на глнькг рбнк. Он не знл, чт я ее ежу, нклнлс и свршл нвбрзм…»

– Нет, лучше прочитай мне сама, – сказал он, пробежав глазами начало записи. – Я улавливаю общую идею, но у тебя получится быстрее.

Руби прочитала вслух:

"Сегодня видела, как Густав щупает Синтию. Это сексуальные домогательства. Сначала он развернул пеленку и долго пялился на голенького ребенка. Он не знал, что я все вижу, наклонился и совершил невообразимое. Мне cma– ло противно и страшно за Синтию. Каким-то будет ее детство при отце-извращенце? Говорила с ним потом. Сказала, мне все равно, что он творит со мной, но чтобы не смел больше так прикасаться к Синтии. Пригрозила, что если еще увижу, позвоню защитникам прав детей и он сядет. Похоже, ему нисколько не стыдно, но он пообещал не делать этого больше. Не знаю, можно ли ему верить. Он такой развратник. Как мне защитить Синтию? И этого тоже не знаю”.

Не дожидаясь какой-либо реакции от Эйнсли, Руби затем сказала:

– Записи на эту тему встречаются постоянно в дневниках миссис Эрнст в течение двух лет. Ее угроза так пустой и осталась, она ничего не предприняла. А полтора года спустя она писала вот о чем.

Она взяла со стола другую тетрадь и указала ему абзац.

Он жестом попросил прочитать его вслух. Она прочитала:

"Сколько я ни предупреждала Густава, это все равно продолжается. Иногда он делает Синтии так больно, что она вскрикивает в голос. Стоит же мне завести с ним разговор об этом, он говорит: “Ничего страшного. Просто небольшое проявление отцовской любви”. Я ему говорю: