Якоун продемонстрировал, как это делается, без колебаний указав на дюжину объемистых коробок, каждая из которых была запечатана широкой клейкой лентой с надписью: ВЕЩЕСТВЕННЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА – Вот эти нам доставили сразу же после убийства Эрнстов, – сказал капитан. – Как я понял, ваши ребята основательно порылись в их доме и собрали много всего, больше – бумаг, чтобы изучить их позже, по-моему, ими так никто и не занимался.
Эйнсли не пришлось гадать, почему так случилось. Сразу после убийства Эрнстов его спецподразделение целиком сосредоточилось на слежке за подозреваемыми. Вещи и документы из дома убитых оставили на потом. Когда же Дойл был арестован и признан виновным, дело Эрнстов закрыли, и до этих коробок ни у кого руки не дошли.
– Извини, что не могу пока избавить тебя от них, – сказал Эйнсли Якоуну. – Мы будем брать по несколько коробок, изучать содержимое и возвращать.
– Твое право, Малколм, – пожал плечами капитан.
– Спасибо, – кивнул Эйнсли. – Это может оказаться крайне важным.
Глава 13
– Твоя задача, – объяснял он затем Руби, – просмотреть, что лежит в каждой из этих коробок. Нет ли там чего для нас полезного.
– Что-нибудь конкретное?
– Нам нужна ниточка, которая привела бы нас к убийце Эрнстов.
– Но ничего конкретного?
Эйнсли покачал головой. Его охватило не вполне понятное ему самому недоброе предчувствие; тревожная неизвестность ожидала их. Так кто же убил Густава и Эленор Эрнст? И почему? Каковы бы ни были ответы на эти вопросы, простыми они не окажутся, это он мог предсказать заранее. “…В страну тьмы и сени смертной” – вспомнилась строчка из Библейской книги Иова. Инстинкт подсказывал, что именно в эту страну вступил он теперь, лучше бы это дело вел кто-нибудь другой, подумал он впервые.
– Что-то не так? – спросила наблюдавшая за ним Руби.
– Не знаю… – ответил он с вымученной улыбкой. – Давай не будем ничего загадывать, а просто посмотрим, что в тех коробках.
Они сидели вдвоем в маленькой комнатушке в глубине того же здания полицейского управления, где располагался отдел по расследованию убийств. Эйнсли организовал это временное рабочее помещение, чтобы вести возобновленное расследование в обстановке строгой конфиденциальности, как приказал ему Лео Ньюболд. Размерами комната была сравнима с платяным шкафом, в который втиснули стол, два стула и телефон, но с этим приходилось мириться.
– Мы пойдем в хранилище, – сказал он ей, – и я подпишу разрешение, чтобы ты могла забрать коробки Эрнстов, как только будешь готова приступить. Едва ли они займут у тебя больше двух дней.
Как выяснилось, в этом он здорово ошибался.
Под конец второй недели Эйнсли в раздраженном нетерпении зашел проведать Руби в ее временном убежище уже в третий раз. Как и в предыдущие два визита, он застал ее окруженной ворохом бумаг, которые она разложила даже на полу.
Когда они виделись в последний раз. Руби сказала:
– Впечатление такое, что Эрнсты просто не могли заставить себя выбросить хотя бы клочок бумаги. Они сохраняли абсолютно все: письма, счета, записочки, вырезки из газет, чеки, приглашения – всего не перечислишь, и почти все здесь.
На этот раз перед ней лежала раскрытая общая тетрадь с чуть пожелтевшими страницами и обтрепанными углами. Руби читала и делала пометки в блокноте.
– По-прежнему ничего? – спросил Эйнсли, указывая на очередную открытую коробку.
– Нет, – ответила Руби, – кажется, я обнаружила кое-что любопытное.
– А ну-ка, рассказывай!
– Это о миссис Эрнст. Как я поняла, именно она отличалась особой страстью ко всяким бумажкам. Тут много ее собственных записей. Читать трудно. Почерк бисерный, неразборчивый. Я просматривала все подряд, ничего примечательного. Но два дня назад мне попались ее дневники. Она вела их в таких вот тетрадях много лет подряд.
– Сколько всего тетрадей?
– Двадцать или тридцать, может, даже больше. – Руби кивнула в сторону коробки. – Вот эта была полна ими под завязку. Вероятно, дневники окажутся и в других.
– О чем же она писала?
– Здесь есть проблема. У нее не только трудный почерк. Она еще и пользовалась кодом. Я бы назвала его личной системой стенографии. Цель ясна. Она не хотела, чтобы дневники читали другие, особенно муж. Должно быть, все эти годы она прятала от него свои записи. Однако чуть-чуть терпения, и можно научиться разбирать ее шифр.
Она ткнула пальцем в лежавшую перед ней тетрадь.
– Например, она заменяла имена цифрами. Сначала по контексту я догадалась, что тридцать один – это она сама, а четыре – ее муж. Легко догадаться, что для обозначения ей служили порядковые номера букв алфавита. “Э” – тридцать первая буква, “Г” – четвертая. Простейший код. А вообще, она сокращала слова, большей частью выбрасывая гласные. Я уже начала читать, но дело двигается чертовски медленно.
Эйнсли понимал, что настала пора принять какое-то решение. Стоит ли дальше загружать Руби этой неблагодарной работой, которая продлится еще неизвестно сколько и скорее всего не принесет никаких результатов? Других дел невпроворот. Подумав, он спросил:
– Но хоть что-то ты уже сумела раскопать? Что-нибудь важное?