Детектив и политика 1990 №4(8)

— Не знаю, с кем посоветоваться, — начала она, — спросить у спутников — подумают глупа, при них и с начальником поговорить не удается. Я очутилась в дурацком положении. За сведения как-никак отвечаю, а ни у кого ни паспортов, ни документов и все — заключенные. Может, все врут и надо мной посмеиваются.

— Что же вас смущает?

— Посудите сами, получается несуразная картина, на правду не похож: заполнила 218 карточек (к тому времени Сивая Маска несколько пополнилась людьми). В большинстве карточек такие сведения: в графе образование — "высшее", в графе профессия — "лесоруб", "прачка". Кто поверит?

— В таком случае, почему вы обращаетесь ко мне, я такая же заключенная, как все.

— Да просто так пришлось. Вы меня не понимаете, ведь в моей республике считанное число людей с высшим образованием, вот и не знаю, как быть. Не ожидала, что пришлют сюда, сказали в отдаленный район, комсомолка, ну и поехала. Никакого инструктажа… Сама слышала на заседании комсомола выступление секретаря обкома Коми (помнится, она назвала фамилию Семичева) о том, что у нас в вузах области учится 500 человек, в столицах по стране еще 400 человек, а здесь, на речушке, которой и на карте не заметишь, полторы сотни людей с "высшим". Все 14 пунктов опросного листа выглядят неправдоподобно.

Я оставалась сдержанной, ведь мы прощупывали и побаивались друг друга, хотя девчушка внушала доверие искренним непониманием увиденного.

— Мне кажется, что я во сне. Надо помалкивать, а я не удержусь, поделюсь впечатлениями, и мне путешествие даром не пройдет — точно прочла запрещенную книгу. Книга интересная, но непонятная… Спасибо за банки…

— В сведениях по пунктам анкеты не сомневайтесь, — заметила я, — кто бы из заключенных отважился соврать, их можно немедленно проверить, да и с какою целью?

Раздался стук, она выскочила, приложив палец к губам в знак абсолютного молчания. Уехали они рано. Где она? Помнит ли свою поездку в Сивую Маску, в иной, случайно приоткрывшийся ей мир? Как разрешились ее сомнения? Захотела ли их решать или раз и навсегда приложила палец к губам?

Как-то поздно вечером, когда мы сидели в бараке при свете благословенной коптилки-фитилька из ваты в блюдце с оливковым маслом, присланным в посылке Доре ее мужем незадолго до его ареста, в барак вошел Должиков и тоном приказа назвал фамилии Уструговой и мою — "наряд на ночь, одевайтесь теплее, на наружные работы". Мы оделись и вышли. Светила луна. Мороз градусов 30. Безветренно. Все блестит, как в сказке в ночь под Рождество, в лунном свете. Дышится легко, хочется вдыхать воздух глубже и глубже после смрадного, тесного, черного клопяного барака. За зиму ни одного печатного слова в бесконечно длинные полярные ночи. Тоска в бараке! Ночным сторожем работал Борис Донде, который ночевал, как Диоген, в бочке, а по утрам будил нас неизменно шутками, на что его всегда хватало: "Мадемуазели! Кофе подан, подъем!" или "Куропатки в сборе, подъем!" Речь шла о нашем "хитром домике", который превратился в снеговую пещеру, на которой ночевали десятки и даже сотни куропаток. Когда мы по утрам торопливо шмыгали в лес, куропатки белой пенной стаей вспархивали и уносились прочь. Борис наблюдал наш бег и их полет каждый день. Сейчас он вышел из своего убежища, удивленно нас оглядел и, не обращая внимания на Должикова, как обычно, шутя сказал: "В случае опасности дайте выстрел, и я тут как тут!" Но дело обернулось сверхнеожиданно.

Мы шли за Должиковым, совершенно не понимая, куда и зачем он нас ведет, по привычке заключенных ни о чем не спрашивая. Он зашел за сарай, указал нам на две пары широких северных, подбитых камусом лыж: "Берите лыжи — и вокруг Сивой Маски. Чтобы никто не видел, двигайтесь сначала в лес, а потом заверните к реке — иначе заблудитесь. Убежать некуда. Часа на три — так, чтобы наутро спать на нарах. Все, это и есть ваш наряд". Тон строгий, начальнический, обе поняли, что благодарить неуместно, а благодарить было за что. Его ли инициатива, или Зоя Иванова, побывав в бараке, упросила его дать нам передышку, не знаю. То ли стыдилась она своего поведения и хотела хоть чем-нибудь его загладить, то ли не могла забыть нашей совместной поездки в Тобольск. Зоя была податлива и беспринципна, но незлобива.