— Это меня не касается. Я сказал ему об этом как коммунист коммунисту. Пусть он сам разбирается. Мы с ним по службе не связаны… К-кроме того, я счел нужным сообщить наверх не только о том, что тут учинил Ан…енко, но и о том, что он склонен к стяжательству в сверхкрупных размерах. Даже п-по местным масштабам. Понятное дело, Ан…енко узнал об этом. Начал цепляться ко мне по разным мелочам. Но мне не привыкать.
Ушаков скупо улыбнулся. Закурил.
За окном по-прежнему мело. Ветер, срывая снег с гор, бросал его в нашу заставу. Пригоршни ледяной муки со звоном ударялись о камни.
— Перед тем как уйти с командира полка на должность замкомдива, — продолжал комбат, — Ан…енко организовал сбор средств с офицеров и прапорщиков части себе на подарок. Так сказать, любимому командиру от любящих подчиненных. Все это может подтвердить замполит второго батальона капитан Шавлай. Деньги были собраны и переданы в штаб полка. На них купили видеомагнитофон и подарили Ан…енко. Он этот "видик" перепродал, круто спекульнув. Словом, Ш-Шавлай слишком много знал о д-деятельности Ан…енко. И это ему чуть было не стоило жизни.
— Жизни?? — переспросил я.
— Именно — ж- изни… За пятнадцать минут до начала операции 23 января полковник Ан…енко приказал капитану Шавлаю проехать по трассе на одном чахлом БТРе — а у нас в целях безопасности принято ездить как минимум на двух машинах — и проверить о-обстановку. Шавлай спросил: "Как же я поеду на одном?!" — "Ты замполит, — ответил Ан…енко, — ты должен ехать и поговорить с людьми"… Когда Шавлай вернулся, чудом оставшись в живых, Ан…енко, как говорят, был очень н-недоволен.
— Да, — заметил один из офицеров, — выжив, Шавлай здорово досадил полковнику.
— У него, — сказал другой, — была привычка: увидит на дороге солдата, остановит его, прикажет: "А ну покажи, что в карманах!" Если там обнаруживалось больше пятидесяти чеков, Ан…енко забирал их себе, и получить деньги обратно было невозможно. В целях страховки он запасся неплохим оправданием: мол, у солдата не может быть больше пятидесяти чеков. А если есть, значит, наворовал… Не подкопаешься.
За дверью послышались шумные, уверенные шаги. Она с треском распахнулась.
На пороге стоял полковник Ан…енко. Резким движением руки он смахнул иней с усов.
Из-за его плеча показалось смуглое лицо начальника штаба дивизии полковника Д. Раздался громкий женский смех.
— Мальчики, — игриво сказала женщина, просунув голову в дверь, — вот и мы. Не ждали?
Она тоже была одета в военную форму. Из-под ее вязаной шерстяной шапочки выбивались пряди светлых волос.
В комнате непривычно запахло духами.
Все поднялись с коек. В воздухе застыло неловкое молчание. Комбат стоял, переминаясь с нога на ногу. Он был без ботинок. В одних шерстяных носках грубой вязки.
Ан…енко прошел к столу, снял трубку. Зажав ее плечом и щекой, смотрел на часы. Секунд десять ждал связи.
— Алло! "Перевал"? "Перевал", дай "Курьера"! — закричал он. Как там на 42-й? Хорошо, доложите через десять минут…
Расстегнув ворот бушлата, Ан…енко устало опустился на ушаковскую койку.
— Организуй чай, — обратился он к Ушакову, дырявя глазами дощатый пол, — и закуску. Да побыстрей.
Женщина и Д. сели рядом с ним.
— Тепло у вас! — улыбнулся Д. и потер руки.
— Комбатушка! — подмигнула Ушакову женщина. — Что же ты тянешь с чаем? Видишь, намерзлись мы. С дороги. Устали.
Ушаков надел ботинки и вышел из комнаты. Я услышал его сиплый голос из-за стенки: он что-то говорил командиру минометной батареи старшему лейтенанту Климову. Через несколько минут комбат вернулся.
— Сейчас будет вам чай, — сказал он, пряча глаза.
— Вот и умничка! — засмеялась женщина.
Кроме нее, Ан. енко, Д. и комбата, в комнате остались заместитель командира полка Ляшенко и я. Все остальные вышли в ту минуту, когда Ан…енко связывался с "Курьером".
Опять затрещал телефон. Ан…енко, сняв трубку, молча выслушал доклад.
Ушаков сел на мою койку. Достав из тумбочки 12-й номер журнала "Юность" за 88-й год, принялся читать. Я вытащил пачку сигарет. Закурил.
В комнату вошел старший лейтенант Климов с полотенцем, чайником и шестью металлическими кружками в руках. Он поставил их на приземистый столик между двумя койками, наполнил каждую до краев крепчайшим чаем. Вытерев капли с поверхности стола, Климов вышел. Потом опять вернулся — принес миску душистого жирного плова из тушенки и остатков риса.
Я старался не смотреть Климову в глаза: было неловко оттого, что старший лейтенант превратился в официанта. Да и сам Климов смотрел в пол.
— Комбатушка! — позвала женщина. — А, комбатуш-ка-а…
— Что вам? — спросил Ушаков, не отрывая глаз от журнала.
— Комбатушка, что ты там читаешь? — Она ловко вскинула ногу на ногу.
— Вам непременно надобно знать?
— Какой, однако, хмурый, неприветливый сегодня комбат, — сказала она с легкой обидой, разглядывая тлевший кончик сигареты.
— А и правда, — спросил дружелюбно Д., — чего ж там интересного в твоем журнале, что ты все глядишь в него да глядишь, аж не оторвешься. Тут, понимаешь, женщина красивая сидит, а ты — ноль внимания. Нехорошо-о!