Татьяна повернула голову, мгновение смотрела на него, наморщив нос, потом дрогнула, уронила руку с платком и рассмеялась. Вволю, откровенно и легко, как бывает, когда рухнули планы и получилась свобода.
Институт совершенно расцвел на следующий день. Институт по-прежнему волчонком возился и колобродил вокруг Татьяны, но сегодня Татьяна была у него в кармане вместе с детской улыбкой и ямкой пониже губ.
Держа за руку на прощание, уговорился — на людях сухо кивать друг другу "раз-два, давай попробуем". Татьяна, было, от условия опешила, но Георгий сурово разъяснил: не в его правилах афишировать отношения, особенно если…. "если что?"… если такая девушка, как Татьяна. Тут мельтешила двусмысленность, но Таня — ребенок еще в институте — кажись, не заметила.
— Ага, так? Ладно! — сказала она.
С утра мгновенно прорезался привкус дегтя: что-то уж чересчур холодно кивнула. Зашел еще на круг — снова кивок, и дальше себе балаболит с кем-то, с каким-то ублюдком, кивок без тени тайного смысла, дьявол…
Свидание Георгий назначил через три дня.
— Есть срочная работа, — сказал он.
Георгий, и точно, был занят три дня. Взяв напрокат машинку "Москва" с визгливой кареткой, он впервые печатал на мансарде сомнительный этюд, где главный герой шлет любимой торт, потом тридцать телеграмм, потом девочку без мальчика с цветами. Этюд вышел немного натянутым, торопливым, как проза "Юности", да неважно. Важна была дата под ним — два года назад. Ее он отбил с особенным усердием, сильно вдавив палец в клавишу верхнего регистра.
На Спасской башне часы, молитвенно сложив руки, как в деисусном чине, показали десять минут третьего. Георгий редко захаживал сюда посреди дня, но сегодня, сдав машинку в прокат на улице 25 октября, решил прогуляться по брусчатке.
Кого только не встретишь на Красной площади в разгаре дня! Здесь и финн, до которого дошел слух, и друг степей калмык — вместе любуются сердцем Родины моей. Здесь люди Невского проспекта, с немного смущенной душой, ждут смены почетного караула, которую прозевали в четырнадцать часов — их ленинградскому сердцу мила строгая стать часовых, но еще больше хочется поглядеть, как придет эта стать в движение. Здесь дети очарованно и громко допытываются у пап, как называется автомат у часового — ружье или пулемет, и папа шепотом отвечает — винтовка. Здесь все возраста, все профессии, а также люди без определенных профессий и возрастов. Там и сям стройными кучками мелькают запоздавшие зеленые стройотрядовские куртки по 12 рублей со скидкой, и на рукаве каждой гордо светится название института: НГУ — Новосибирский государственный,
ОИИВТ — Одесский инженеров водного транспорта, ДВИИЯ — Дальневосточный иностранных языков, ВИИ-ЛиВХ — не каждый и расшифрует. А вот еще институт — МИМО — тут другой случай. Этого — где только не знают, в каких медвежьих углах Отечества! И кто только не возьмется с ходу набросать лицо таинственного ВУЗа, и не только что лицо, а и другие места — до самых укромных спустятся. Впрочем, тут все — интим. Такого наговорят, так расставят "все точки на дыбы", по выражению Арсланбека, что только плюнешь да покрутишь пальцем, где следует. Но самое ценное — что находится институт как раз под территорией Кремля в бункере, как доказывал моему приятелю в поезде дорвавшийся буровик-исследователь газо-нефтяных скважин Средней Оби, — так он отрекомендовался.
— Что ты жмешь плечами, паря, — напирал буровик, — у меня друг его кончил, сейчас атташе, а то был этот… советник, так он мне знаешь чего из Штатов привез? — буровик широко раскрыл глаза, замер, но занесся, видать, в такие дебри, что только хлопнул рукой об стол и махнул еще стакан.
Да, любит наш человек МИМО, чего уж греха таить, любит — и все тут.
В прошлом году интеллигентная женщина — экскурсовод-энтузиаст из Вологды — заподозрила другого товарища в нелояльности. Товарищ упрямился и не верил, что МИМО располагается далеко от Москвы, и даже не в Вологде, как логично было бы предположить, а вовсе за границей, в районе Шпицбергена, возле Америки, "то есть я хотела сказать… Ну, я не могу вам всего сказать, вы понимаете, — она прикрыла глаза, — мой сын имеет отношение… он связан с такой работой… вы понимаете". Товарищ понял.
Да, и Америку любит наш человек, нет такого русского, который не хочет в Америку — удивительная страна!
Георгий хозяйским взглядом напоследок окинул площадь и пошел к метро. В три часа договорились с Шамилем к Сашульке на портвейн, в семь — свидание с Татьяной на Ленгорах — Шамиль подбросит.
Погода стояла неразборчивая, октябрьская с придурью — как раз под плащ, Георгий неохотно нырнул в метро. Этюд в сумке у бедра согревал могутным ощущением силы.