Детектив и политика. 1990. Выпуск 5

С тех пор милиция стала мною интересоваться. Друзья во дворе подбадривали, они только и понимали меня. Некоторые из них уже сидели в тюрьме или в колонии. Они рассказывали об этом, показывали наколки, говорили на своем жаргоне и на все плевали. Все они были старше меня и кое-что повидали в жизни. Мне было 13 лет и хотелось жить. Хотелось сильных ощущений. Меня тянули к ним их сила и независимость, среди них я был своим, чувствовал себя взрослым, да и они относились ко мне как к равному. Мы вместе ходили с девчонками на речку, в парк. Тогда я еще ничего не понимал в их прошлом, но доверял им, потому что только они понимали и принимали меня. Школу, само собой, я запустил. Учителя видели во мне хулигана и старались от меня избавиться. Пошли двойки. Мне говорили, что я плохо кончу, пугали милицией и колонией. Относились так, будто я и не человек вовсе. Дома — то же самое, постоянная ругань, угрозы сдать в колонию, вопли, что ничего путного из меня не выйдет, что я позор всей семьи. Ну, я и убегал на волю, из дома и из школы, туда, где меня ждали: в парк, на дискотеку. В школе дела шли все хуже, меня оставляли на второй год, но я не кончил. Мне казалось, что я сильный и крутой парень, что меня должны уважать, что я не какой-нибудь там молокосос, которому можно лапшу на уши вешать. Я думал, выкручусь, но это было нелегко. Раз пришили тебе ярлык хулигана, так ты как ни бейся, а все равно ничего не изменишь. В школе мне не хотелось быть хуже других. Но мои одноклассники, эта шобла подлиз и зубрил, чурались меня, я их шокировал. Было страшно хреново.

Первый раз я напился в седьмом классе. Мать орала на меня, крыла на чем свет стоит. Я выбежал из квартиры на улицу, сел на мопед соседа и поехал куда глаза глядят. Соседи заявили, что я украл мопед. Меня доставили в детскую комнату милиции. И в первый раз судили. Суд назначил мне опекуна-воспитателя — пожилую даму. Раза два она приходила ко мне. Спрашивала: "В школу ходишь? Покажи тетради, хочу посмотреть, что у тебя в них". Тетрадей у меня не было. Воспитательша сказала, чтобы я не связывался со всякими подонками, а чаще ходил бы в школу, тогда еще есть надежда, что я принесу пользу обществу. Я получил от нее добрый совет и больше никогда ее не видел.

В школе знать меня не хотели, потому что директор решил, что мое место в колонии, а не среди нормальных людей, что я позорю школу и что он сделает все для того, чтобы я попал туда, куда надо. Ждать долго не пришлось. Очередной воспитатель решил, что меня пора отправлять в исправилку, потому что я настолько опустился, что в обычной школе находиться не могу. Так я попал в Р. Правда, это была еще не колония, а так называемое воспитательнотрудовое учреждение, ВТУ.

В Р. я первый раз встретился с блатными. Это были независимые, крутые ребята, они не давали помыкать собой. Они уважали друг друга и умели заставить воспитателей уважать себя. Я теперь хотел стать таким, как они: иметь свои принципы, свой стиль, свою манеру говорить, чувствовать, что меня уважают.

Влияние группы

Из "Листка изучения рецидива" воспитательно-трудового учреждения в Р.: "Несовершеннолетний Здислав Ш. был направлен в ВТУ. Отмечается умственная отсталость, отклонения в поведении. Проявляет нежелание учиться, асоциален. Совершает противоправные действия. В течение нескольких лет входит в преступную группу по месту жительства, влияние этой группы сильнее влияния родителей".

Я убегал из Р. несколько раз, и чаще всего неудачно. Погуляю пару километров на воле, а милицейская "ниса"^[54] подбирает меня и возвращает обратно. Надолго убежал только один раз. В моем отделении знали об этом, домой приходил участковый и разговаривал с матерью. Мать устроила меня в школу и добилась официального освобождения из исправилки. Но еще до начала учебного года я влип в новую историю. Моим корешкам нужны были деньги. Они сказали: "Твоя старуха ездит в Россию, привозит золото. Свистни у нее что-нибудь, а мы достанем тебе новый прикид".

Потом мы были в парке. Я принял много и словно взбесился, мне хотелось веселиться, радоваться жизни, наслаждаться свободой.

Заявление матери Здислава Ш" написанное в отделении милиции: "6 мая я заметила, что из моего тайничка в постельном белье пропали два золотые обручальных кольца весом 16 граммов каждое. На следующий день я заметила, что из серванта пропали бусы из индийских камней желтого цвета и наручные часы марки "Слава". Все эти кражи совершил мой сын Здислав".

Мамины вещи я продал. Часть денег пропил с дружками, на остальные купил себе брюки и ботинки. Потом меня задержали. В предварилке мне выложили все: и побеги, и старые прогулы, и связь с блатными, и попойки, и всякое там прочее. Матери я надоел, она даже перестала со мной разговаривать. Я знал, что меня осудят и уже никто не поможет мне. До суда я находился в спецприемнике для малолетних в К. Потом первое слушание. Мать с отцом не пришли вообще. Может быть, они не захотели выступать свидетелями против сына? Потом снова спецприемник в К.