Детектив и политика 1991 №1(11)

Но мое знание бесполезно. Имеет значение только то, что он сказал, — на основании его слов и будет вынесен приговор.

— У меня больше нет вопросов к Пеньковскому, — говорит прокурор.

Теперь, когда суд над Алексом практически закончен, встает адвокат Апраксин, который начинает задавать вопросы с целью найти смягчающие обстоятельства. Но никто уже не слушает. Напряжение в зале спало.

— Подсудимый Винн, — спрашивает судья, — у вас есть вопросы к подсудимому Пеньковскому?

— Нет, — отвечаю я, — у меня нет вопросов к подсудимому Пеньковскому.

Объявляется перерыв до десяти часов утра следующего дня.

Первый день был посвящен Алексу. Второй — мне. Меня допрашивали долго и подробно, но из всего допроса я бы выделил три узловых пункта.

Первый: расхождения в наших с Алексом показаниях, которые были'совершенно неизбежны. Мы предварительно разработали план, согласно которому мне отводилась роль обычного бизнесмена, но, поскольку нас несколько месяцев интенсивно допрашивали порознь, естественно, задавались вопросы, которые мы не могли предвидеть и согласовать, поэтому на некоторые из них мы дали противоречивые ответы. Следствие ухватилось за это, чтобы показать на суде, что я зол на Алекса за его опровержения некоторых моих утверждений. Это делалось не ради облегчения моей участи: они хотели продемонстрировать, что даже безнравственный иностранец на дух не переносит выродка Пеньковского. Я все время придерживался линии, выработанной в беседах с адвокатом. Отход от нее означал, что слушания будут продолжены в закрытом заседании, а это не сулило Алексу ничего хорошего. Кроме того, ведя себя в соответствии с договоренностью, я частично облегчал свою участь.

Второй: вопрос о том, как именно меня использовала британская разведка. На протяжении всего следствия я утверждал, что мне ничего не было известно о моей действительной роли в этом деле, хотя с течением времени я начал кое-что подозревать. Русских вполне устраивало, что британская разведка будет выглядеть всемогущей, а я — игрушкой в ее руках. Устраивало это и меня. Тут все прошло именно так, как хотел Лондон.

Третий: мой бунт против заготовленного сценария. Несмотря на инстинкт самосохранения, я не мог стерпеть одно из его требований и дал несколько незапланированных ответов, что не пошло мне на пользу. Не знаю, как это повлияло на мою участь, но я рад, что восстал.

Итак, это заседание начинается с вопросов, связанных с показаниями Алекса. Он, например, упомянул, что в Лондоне я возил его на своей машине по маршруту официальных встреч советской делегации, а заодно передавал его шпионские материалы. Меня спрашивают: "Так кем же вы были: шофером или кем-то поважнее?" Я отвечаю, что считал своей главной задачей помогать Пеньковскому во время его пребывания в Лондоне и окончательно понял свою роль в этом деле только после ареста.

Затем начинается подробный допрос, в ходе которого выясняют мельчайшие детали моих приездов в Москву, знакомства с Алексом и его пребывания в Лондоне.

Спрашивают о том, кто подал мне мысль о поездке в Советский Союз с коммерческими целями. Здесь мне легко ввести их в заблуждение: все ответы давно подготовлены в Лондоне, и я ни разу не менял своих показаний на этот счет.

— В одной из фирм, на которую я работал, — отвечаю я, — был служащий по обеспечению безопасности.

— Откуда вы узнали, что он сотрудник службы безопасности?

— Его так мне представили.

— Давал ли он вам какие-либо рекомендации о том, как вам следует вести себя в Советском Союзе?

— Да, он сказал, что я должен вести точные записи своих поездок и указывать в них фамилии советских инженеров и названия организаций, в которых они работают.

Таким образом, создается впечатление, что упомянутая мной служба безопасности — сугубо частная организация, не имеющая ничего общего с разведкой, а Пеньковский хотел выйти через меня на этого служащего, чтобы тот уже связал его с разведкой.

Затем меня подробно расспрашивают о гостиницах, где останавливался Алекс, и о его встречах с работниками разведки. Я называю эти гостиницы, поскольку они все равно известны — да и Алекс тоже о них говорил, — но твердо придерживаюсь версии о том, что никогда не присутствовал на этих встречах и ничего о них не знал.