Детектив и политика 1991 №1(11)

Первый визит Алекса на серповидную улицу был очень успешным. Я при этом не присутствовал, но мне потом сказали, что он был в отличной форме и уехал только в пятом часу утра. На следующий день, в субботу, после утомительного приема в советском посольстве у Алекса был свободный вечер. Он сказал мне, что познакомился в посольстве с девушкой по имени Соня и собирается пригласить ее поужинать с нами. Я предложил пригласить еще одну девушку, но Алекс считал, что лучше поужинать втроем: застенчивая и плохо владеющая английским языком Соня может почувствовать себя лишней в компании, где будет звучать малознакомая речь. "И кроме того, — добавил он с обаятельной улыбкой, — нам потом легче будет улизнуть!"

— И куда же вы собираетесь улизнуть?

— Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем.

— Беспокоиться — это моя работа.

— Тоже мне работа — надзирать за моей личной жизнью!

— Ты знаешь правила.

— Да, конечно. Но есть же у тебя сердце — в конце концов, сегодня суббота!

— Если тебе хочется без свидетелей поговорить с Соней о политике, это лучше сделать в надежном месте.

— Где, например?

Я объяснил ему, что в одной из гостиниц на бульваре Мадлен наши сотрудники сняли целый этаж, зарезервировав лучшие апартаменты для личных нужд. Это не было сделано специально для Алекса, но я сказал ему, что смогу договориться.

— Сделай это, Гревил! И нам можно будет остаться вдвоем, чтобы поговорить о политике?

— Можно.

— И вот еще что, — как бы между прочим заметил Алекс. — Ты недавно что-то рассказывал о девушках из Лондона?

— Ну, сейчас это не имеет значения — ведь у тебя есть Соня. Зачем тебе другие девушки?

— Да, оно, конечно, так… — Пауза. — Правда, знаешь, у Сони очень много работы, и ей не всегда удается вырваться. И потом, она считает, что французская пища для нее слишком жирная… да и вообще, она может плохо себя почувствовать…

— Ну, если это случится, тебе придется выбрать какую-нибудь из наших девушек.

— Да расскажи о них наконец, не тяни!

— Это просто английские девушки, которые оказались здесь. Они хорошо знают Париж — вот мы и подумали, что, если тебе захочется иметь гида… Но мы тогда, естественно, не знали о Соне.

— Очень мило с вашей стороны — вы подумали правильно! — заявил Алекс.

Я не сказал всей правды об английских девушках. Разумеется, в Париже они оказались не случайно: мы специально привезли их сюда, предварительно отобрав самых общительных. Им выделили приличные суммы на расходы, объяснив, что их единственная обязанность — забота об одном джентльмене из Белграда, если он вдруг почувствует себя одиноко. Алексу необходимо было развлечься, однако позволить ему самому подыскивать себе пару было слишком опасно. Будучи профессиональным разведчиком, он все прекрасно понимал, но все-таки недоговоренность была лучше: объяснения испортили бы все удовольствие.

На следующий вечер я познакомился с Соней, которая пришла к Алексу в гостиницу. Мы повезли ее на Елисейские поля — Алекс хотел показать ей закат и толпы гуляющих. Я совершенно не представлял себе, какой она может быть, а увидев, все-таки удивился. Это была привлекательная, с черными как смоль волосами и очень белой кожей девушка лет двадцати с небольшим. В ней было что-то старомодное. Я знал, что московские девушки намного отстали от парижанок по части элегантности, но в данном случае дело было не только в незамысловатой прическе и зеленом платье, которое она, наверное, сшила сама: несмотря на прекрасно оформившееся тело, ее лицо хранило какое-то детское выражение, подобного которому я уже много лет не встречал на Западе. В ней чувствовалась некая природная цельность. В разговоре с ней казалось, что она подразумевает именно то, что говорит, и, дав слово, непременно его выполнит. Когда она улыбалась, глаза ее искрились, но стоило улыбке исчезнуть, как в них появлялось какое-то искательное выражение, ожидание чего-то — как у вашей двенадцатилетней племянницы, ожидающей, что вы сейчас начнете ее развлекать.

Мы пошли в то же кафе, где недавно были вдвоем с Алексом, и так же заказали себе пива, а для Сони взяли гренадин. Алекс представил меня ей как знакомого бизнесмена. Соня стала расспрашивать меня о Лондоне: такой же ли он большой, как Париж, и каков там балет. Она говорила по-английски с трудом, но, если я произносил слова медленно, понимала хорошо. На шее у нее было янтарное ожерелье — подарок Алекса, — бусинки которого она все время перебирала, словно хотела убедиться, что они на месте. Алекс был в прекрасном настроении, постоянно обращал наше внимание на происходившее вокруг и повторял: "Какой чудесный город Париж!" Когда Соня поглядывала на него, я читал в ее взгляде какую-то пугающую преданность.