Детектив и политика 1991 №2

Через три минуты машина с оперативной группой уже неслась в сторону Неглинки…

До встречи

Читатель, конечно же, работает где-нибудь на заводе, в конторе или главке, а если не там и не здесь, то все-таки, чтя закон, отдает себя на восемь часов в аренду какому-нибудь важному и полезному делу. Если же он не делает этого, а ходит в пенсионерах, свободных художниках, студентах или, простите, числится, где положено, тунеядцем, то все равно — как не выйти в начале седьмого на запруженную трудовым людом улицу, как не смешаться с толпой, пахнущей где машинным маслом, где "Шипром", где опилками, а в иных районах не пахнущей ничем; как не втиснуться в магазин, где после дневной дремоты врасхват идет "полтавская" и "ливерная", "российский" сыр, селедка, пиво, если оно есть, жареная хамса и любимые москвичами всех поколений "микояновские" котлеты; как не увлечься этим знакомым разговором о том, что нынче славно уродился хлеб, а вот яблоки не очень; как не осудить районную власть за то, что уже третий раз за год перекопали улицу, или за то, что в продмаге, кажется, опять не принимают посуду; как, наконец, не купить подоспевший номер "Вечерки" и не узнать, что в Бескудникове скоро откроют магазин "Океан", а во Франции опять забастовка…

Или вам это скучно? Вас тянет в мир прекрасного, где нет ни очередей, ни пыли, где все едят устриц, а в автобусе уступают место красивым женщинам. Ах, как грустно, должно быть, в этом дивном мире. Беда только, что туда "в рабочей одежде вход воспрещен". Так черт с ними, с устрицами! Тут, говорят, портвейн подорожает, вот что плохо. Но мы ведь можем и не поверить! Мало ли что о нас говорят за границей! И сколько уже говорят! А мы все ходим по знакомой с детства улице и видим, как растут молодые дома и как сами мы стареем; видим, как вытянулись посаженные лет десять назад тополя, а пацаны, катавшиеся вчера на самодельных самокатах, идут уже в рабочей толпе вот так же, как теперь и знакомый нам Лева Бакст — деловито, спокойно, засунув руки в карманы…

Впрочем, спокойствие Бакста было лишь внешним. На самом деле Лева был близок к отчаянию. Рушились все его жизненные планы, по крайней мере, на ближайшие месяцы. Как он теперь взглянет в глаза Герочке Андалузовой? Героя из него не получилось. Успеха в схватке со злом добился не он, Лева Бакст, а коллективный разум во главе с полковником Багировым…

Лева долго бродил по Москве, сворачивая то влево, то вправо. Так он очутился на площади трех вокзалов. Неведомая сила повпекла его к причудливому строению с башенками и золоченым флюгером на остроконечном шпиле.

"Если флюгер повернут на восток, — загадал Лева, — все решено, я еду…"

Лева был фаталистом, как и Печорин. Он поднял голову и увидел, что флюгер смотрит на восток.

— Судьба! — вздохнул он и весело двинулся к кассам.

Но возле кассы его довольно бесцеремонно оттолкнул молодой человек со встрепанной бородкой. Лицо его показалось Баксту знакомым. "Где я его мог видеть?" — соображал Бакст.

Молодой человек, тем временем разворошив очередь, пробился к самому окошечку. Очередь глухо заворчала. Похоже было, что назревает скандал.

— Да поймите же, поймите, попутчики, — урезонивал очередь растрепанный молодой человек. — Мы с Женечкой едем в свадебное путешествие, на стройку, в Сибирь. Мы хотим там жить, работать и, может быть, даже растить детей. У нас путевка комсомола…

— Фамилия? — спросил из окошечка скучный голос.

— Люсин-Рюмин с супругой и вещами… Два билета до Сибири…

— Сибирь большая… До какой станции?

— Туда, где труднее, — жарко зашептала Женечка.

— А вы, вы тоже едете? — обернулась она к Баксту.

— Я? — не совсем уверенно отозвался Лева. Он чувствовал, как в нем глухо, точно Царь-колокол, бьется сердце. — Мне в Ванино, — вдруг выкрикнул он. В его душе призывно и могуче уже звучала мелодия любимой песни полковника Багирова "Я помню тот Ванинский порт…". "Увижу ли седого", — тревожно сжалось сердце. И вдруг он услышал сзади знакомый голос:

— Не ожидал, не ожидал от вас такого, Бакст! Что же вы? Отрываетесь от коллектива.

Окруженный толпой стажеров, в кассовый зал, смеясь и балагуря, входил полковник Багиров. В первое мгновение Лева его не узнал. На полковнике была застиранная джинсовая рубаха с расстегнутым воротом, кеды. Под мышкой он держал сетку с футбольными мячами. Сзади теснились с рюкзаками, палатками, котелками Гога, Салихов Наиль, Гера Андалузова…

— Вот… — виновато улыбнувшись, проговорил Багиров. — Все вместе решили в Сибирь. Салихова выбрали комиссаром отряда…

— А вы? — почувствовав вдруг острую жалость к учителю, спросил Лева.

— Я что ж… Пора уступать дорогу молодым… Еду инструктором… по самбо… В Сибири нужны борцы…

Всем вдруг стало чуть-чуть грустно. Дороги друзей расходились… Но по блеску влажных, в миндалинку глаз Геры Андалузовой Лева Бакст уже знал, что они встретятся и, может быть, не один еще раз…

Марек Хласко В ДЕНЬ СМЕРТИ ЕГО

© M.Hłasko, 1963.

© Ирма Алексеева, перевод с польского, 1991.

Игнацию Таубу