Детектив и политика 1991 №2

Магазины на Фултон-стрит либо были уже закрыты, либо закрывались. Скоро все это обширное торжище — царство, унаследованное людьми его собственной расы или пуэрториканцами от тех, кто предпочел покинуть эти места, лишь бы не жить рядом с "черномазыми", — тоже опустеет. Двери больших универмагов были надежно заперты, сторожа и сигнализация начеку.

Закрывался и газетный киоск на углу, хозяйкой которого была женщина фантастического возраста и выносливости. Прескотт намеренно отвел взгляд от газетных заголовков.

Перед ним возник чернокожий мальчишка в ковбойской шляпе и красном пальто, который сунул ему что-т. о прямо в лицо.

— Купи газету "Черных пантер", брат.

Он отрицательно покачал головой и пошел дальше. Но мальчишка не отставал. Днем улицы города были полны такими же пареньками, продававшими листки такого рода. Прескотту очень редко приходилось видеть, чтобы их кто-то покупал. Может быть, они продают газеты друг другу? Нет, не надо над этим смеяться. Разве у тебя самого есть хоть что-то, во что ты веришь?

— Купи газету, друг. Или ты не хочешь знать правду? Ты так и останешься рабом белых хозяев этой страны.

Довольно грубо Прескотт отстранил от себя протянутую руку с зажатой в ней газетой. Мальчишка обиженно уставился на него. Прескотт почувствовал жалость.

— Хорошо, давай.

Он сунул газету в карман. Из закрывшегося уже магазинчика грампластинок продолжала нестись музыка. Должно быть, хозяин забыл выключить магнитофон. Неужели этот стук и надрывные голоса будут продолжаться здесь всю ночь и испохабят даже предрассветную тишину?

Меня тошнит, подумал Прескотт. Тошнит от полицейских и преступников, от невинных жертв и равнодушных прохожих. Тошнит от злобы и крови. Тошнит от того, что случилось сегодня, и от того, что произойдет завтра. Тошнит от белых и черных, от моей работы, моих друзей, моей семьи, от любви и от ненависти. Но больше всего меня тошнит от себя самого — чистоплюя, который воротит нос от несовершенств этого мира, зная, что никто никогда не попытается их исправить, даже если бы знал — как.

Если бы только он был на три дюйма повыше. Если бы только у него лучше шел бросок с дальней дистанции. Если бы он был белым. Или уж действительно черным.

Одного никто не мог у него отнять. У него был превосходный дриблинг. Он бесстрашно врывался с мячом в самую гущу более рослых защитников, которых заставала врасплох его стремительность. И, прежде чем чья-либо рука могла помешать ему, мяч уже описывал короткую дугу к кольцу.

Прескотт скомкал газету в подобие мяча. Сделал несколько финтов, резко повернулся и "крюком" послал "мяч" в светящуюся витрину магазина. Два очка! Наблюдавший все это бродяга захихикал, изобразил аплодисменты, а потом протянул Прескотту серую от грязи ладонь. Прескотт прошел мимо.

Завтра ему станет легче. А послезавтра? Плевать. Завтра будет легче хотя бы потому, что хуже быть уже не может. Все в порядке.

Детектив Хаскинз

Детектив второго ранга Берт Хаскинз, который, если отбросить его английское имя, был стопроцентным ирландцем, считал работу детектива наиболее подходящей для настоящего мужчины. Но считал он так примерно неделю после вступления в должность. Затем пришло постепенное разочарование во всех иллюзиях, которые он питал по поводу дедуктивного мышления, схваток с преступниками, головокружительных погонь, и он увяз в реальной работе, состоявшей в повседневном корпении над кипами документов или беготне по десяткам адресов. Профессия требовала не столько живого ума, сколько бесконечного терпения и крепких ног. Сотни допросов, которые ничего не дают, с тем чтобы из сто первого вытянуть тонкую ниточку, ведущую к разгадке. Ему приходилось взбираться по сотням лестниц, нажимать на сотни дверных звонков, встречать испуганных, озлобленных, замкнутых или совершенно невменяемых людей.

Руководство нью-йоркской подземки выдало ему более сотни личных дел работников, которые были в разное время уволены по различным статьям трудового законодательства, и детектив предвидел, что ему придется работать сегодня допоздна. В большинстве случаев причины увольнения не имели ничего общего с нарушениями законов. Тем не менее следовало исходить из того, что каждый, уволенный не по собственному желанию, имел повод для мести. Достаточный для того, чтобы угнать поезд? Не стоит над этим задумываться. Это невозможно установить, не проработав каждый случай в отдельности.

Трое из четырех гангстеров убиты. Полмиллиона долларов, найденных в поясах на двух из трех трупов, возвращены казне. Скрылся лишь один бандит и полмиллиона вместе с ним. Личности убитых пока не установлены, так что любой из них мог оказаться в прошлом служащим подземки. Однако это не значило, что им не может оказаться именно четвертый — тот, что остался в живых.