Детектив и политика 1991 №4(14)

Достаточно сравнить карьеру Андропова с карьерой любого другого из партийных коллег, чтобы оценить экспансионистский, завоевательный характер движения по служебной лестнице — его движение вширь было движением вверх. К примеру, даже брежневский путь на кремлевский Олимп был менее последователен, более зигзагообразен. Приобретая новый пост, он неизбежно терял предыдущий: сразу же после войны направлен партийным боссом Запорожской области, спустя два года переброшен на аналогичный пост в соседнюю Днепропетровскую область, откуда был родом, еще через три года стал партийным руководителем Молдавской республики (не будучи молдаванином), а через четыре года назначен на такой же пост в другую республику — Казахстан (не будучи казахом). В конце концов Брежнев стал советским вождем, но скорее благодаря сложным антихрущевским интригам его коллег во главе с Сусловым, чем собственным усилиям. Иначе — с Андроповым: его путь отличает неумолимая логика, и обретением верховной власти в стране он не обязан никому, кроме самого себя.

Путь Андропова в Кремль был фактически накоплением служебных обязанностей, пока их количество не перешло в качество. Это не случайность, а неизбежный, скорее даже арифметический итог всей предыдущей накопительской деятельности. В самом деле, начиная с 1953 года у него не было потерь, которые сопровождают почти любую официальную карьеру в СССР. Он был назначен советником в Будапеште, а меньше чем через год стал Чрезвычайным и Полномочным Послом, иначе говоря — его обязанности и ответственность в Венгрии расширились, укрупнились. После блестящего выполнения там секретной миссии летом 1957 года переведен заведующим отделом ЦК КПСС по связям с правящими коммунистическими и рабочими партиями, то есть ему было поручено наблюдение за московскими вассалами — восточноевропейскими странами, Монголией, Китаем, Северной Кореей и Северным Вьетнамом. Принимая желаемое за действительное, в круг его обязанностей включили также Югославию. Во всех этих странах Андропов бывает часто, либо наведываясь туда в одиночестве, либо сопровождая сначала Хрущева, а после его отстранения в октябре 1964 года — хрущевских преемников: Брежнева и Косыгина. Никто после Ленина не бывал так часто за границей, прежде чем стать советским вождем, как Андропов, однако ни разу его нога не пересекает границы социалистического лагеря. Парадоксальным образом эта граница оказалась для него еще менее проходима, чем для остальных советских граждан, которые — в наименьшей своей части, естественно, — пересекают ее в качестве туристов, дипломатов, журналистов, шпионов, эмигрантов либо беглецов. Может быть, отчасти и по личным причинам он был заинтересован в укреплении этой границы. В ночь с субботы на воскресенье 13 августа 1961 года перекрыт последний лаз из Восточной Европы в Западную — живая цепь из 50 тысяч солдат отрезала советский сектор Берлина от мира. На месте этой цепи вскоре выросла 25-километровая Берлинская стена с рядами колючей проволоки, противотанковыми заграждениями, минными полями, самострелами и сторожевыми вышками. Ее строили солдаты, но главными архитекторами были тогдашний руководитель Восточной Германии Вальтер Ульбрихт и тогдашний имперский надзиратель за социалистическими странами Юрий Андропов.

Итак, после отъезда Андропова из Будапешта Венгрия тем не менее осталась под его опекой наряду с одиннадцатью другими странами. Спустя много лет, уже ближе к олимпийскому скачку в его необычайной карьере, когда слухи о нем, один противореча другому, полностью заслонят реальную деятельность, Андропову среди прочего припишут соавторство, вместе с Яношем Кадаром, в венгерском "гуляшном социализме", или "социализме с буржуазным лицом", — перифраз и антитезис "социализма с человеческим лицом", который просуществовал в Праге несколько месяцев 1968 года, пока не был раздавлен гусеницами советских танков. Это вряд ли верно с учетом венгерского опыта Андропова. Он был назначен на роль сторожевой собаки, обязанность которой — загонять отбившихся овец обратно в отару, а такие сложные вопросы, как допущение реформ, решались пастухом, каким выступал в это время Хрущев. Впрочем, кто бы ни дал санкцию на строительство в Венгрии "самого счастливого в социалистическом лагере барака", объяснялось это не либерализмом, а прагматизмом, ибо, как считал один римский император, хороший пастух стрижет овец, но не сдирает с них шкуры.