Детектив и политика 1991 №4(14)

Что за чертовщина? Теперь со мной желает побеседовать уголовка… Может, Дельма и впрямь привел в исполнение свою угрозу? Нет, не похоже. Тогда бы меня стали тягать в ГИП[15]. Или, в крайнем случае, в полицейское управление. Но никак не в уголовку. Нет, тут дела посерьезнее. Может, им понадобились дополнительные показания в связи с гибелью Маршана? Ну да, конечно, размышлял я, натягивая брюки.

Перед тем как выйти, я осмотрел волосы в трехстворчатом зеркале. Черт возьми, стоило мочить голову, как утопленнику: все равно след от кепи впечатался навечно. Тем хуже, пусть принимают меня за пожарного. Или за велогонщика.

Смешно сказать: я, полицейский, впервые переступал порог здания уголовной полиции. У дежурного я справился, где находится кабинет комиссара Шарона. Потом долго топал по коридорам — не таким уж унылым, какими их показывают в кино или по телеку. И не таким грязным.

Шарон ждал меня; по крайней мере, его крайняя нервозность ясно подтверждала это. Ему было на вид лет сорок пять. Маленький, толстенький и лысый как колено. Зато одет отменно. На английский манер.

— Здравствуйте, месье Ноблар. Спасибо, что так быстро приехали. Не будем терять времени. Пошли.

В сопровождении какого-то инспектора мы спустились к стоянке машин. Шарон открыл дверцу "Универсала-505" и подал мне знак садиться. Автомобиль вихрем сорвался с места. Я не осмелился спросить, куда меня везут.

— Заранее благодарю вас за сохранение тайны, — негромко сказал Шарон.

Мне пришлось пробормотать что-то вроде "конечно, конечно"; я и в самом деле ни черта не понимал. Машина с трудом протиснулась на мост через Сену. Был самый час пик — девять утра. Инспектор со вздохом достал из "бардачка" мигалку с магнитом. Опустив оконное стекло, он высунулся и прилепил ее на крышу. В тот же момент Шарон включил сирену и ворвался на бульвар Сен-Мишель по спецполосе. На полной скорости. Я даже съежился на заднем сиденье — незаметно для них, конечно.

У Пор д'Орлеан мы свернули в сторону Ванв. Несколько минут спустя машина затормозила, въехав на тротуар. Тут же стоял автобус полиции БР и две патрульные машины.

Комиссар пожал несколько рук и показал мне, куда идти. Перед нами было небольшое строение — типичный домик предместья. С виду он был заброшен, повсюду на полу валялись коробки, рваные мусорные мешки и пустые бутылки. В комнате, когда-то, видимо, служившей гостиной, несколько полицейских, сидя на корточках, прилежно собирали пыль в пластиковые пакеты.

Обои со стен были частично содраны. На стенах красовались какие-то непонятные надписи. И рисунки. Неумелые грубые карикатуры. Под ними буква А — знак анархистов и кельтский крест… Странное сочетание.

Люди сновали туда-сюда, никто не обращал на меня внимания. Шарон с кем-то беседовал в углу. Я не слышал, что он говорил юнцу в штатском, который буквально пожирал его глазами. Один из полицейских в форме мимоходом толкнул меня и даже не извинился. Наконец комиссар обернулся ко мне.

— Идите сюда.

В глубине комнаты была дверь, ведущая на расшатанную лестницу, и он стал подниматься по ней, едва касаясь перил, держащихся на честном слове.

На втором этаже народу было еще больше: полицейские, судебные медики. Я начал понимать, что меня ожидает малоприятное зрелище. Это я заподозрил еще у входа в дом. Профессиональный нюх.

— Вот здесь, — сообщил мне Шарон.

И он отодвинулся, пропуская меня во что-то вроде спальни. Я так говорю, потому что увидел загаженные матрацы посреди мусора. На них лежали три тела в странных неестественных позах. Трое голых мертвых молодых парней. Молодых — судя по тому, что можно было разглядеть из-под кровавой корки, покрывшей их лица и грудь. Видно, здесь произошла настоящая резня. Даже стены были забрызганы кровью. И пахло тут кровью и калом. Я было дернулся, чтобы выйти.

— Погодите, — удержал меня Шарон. — Я хочу, чтобы вы внимательно рассмотрели их. Они вам знакомы?

Я с отвращением нагнулся над трупами, один из которых, казалось, пристально и зло глядел на меня полуоткрытым глазом.

— С чего вы взяли, что я их знаю?

Человек, стоявший ко мне спиной, повернулся на мой голос. Я признал молодого инспектора, который допрашивал меня в связи со смертью Маршана.

— А, вот и вы, Ноблар. Можете что-нибудь сказать про этих субчиков?

Дурак-то я дурак, но тут сразу понятно, куда они клонят.

— Убийцы Маршана? — спросил я почти уверенно.

Инспектор перешагнул через труп и подошел ко мне вплотную.

— Вот видите, значит, вы их узнали?

— Послушайте, ведь об этом не так уж трудно догадаться.

— Верно.

И он прервался, чтобы еще раз взглянуть на кровавый кошмар.

— Знаете, что с ним сделали, вот с тем? — спросил он, указав на одного из мертвецов. — Ему всадили нож в брюхо, а потом — пока он был еще в сознании — отрезали половые органы. Хотите взглянуть, что они натворили, эти мерзавцы?

— Вы очень любезны, но лучше не надо, — сказал я, пятясь к двери.

Он удержал меня за руку.

— Нет, вы взгляните!

Он откинул простыню, прикрывавшую ноги и живот парня, и я увидел. Только большим усилием воли мне удалось сохранить нормальное выражение лица.