Журналист достал из кармана блокнот Николая и открыл на первой странице. "Сколько нам осталось?" Тонущий корабль и два числа. Что это означает? Ну хотя бы цифры. Может, год? Или время гибели судна? Девятнадцать часов сорок четыре минуты. Теперь остается только узнать, а был ли мальчик, то бишь корабль, и если был, то отчего он затонул? И самое главное, имеет ли он к моему расследованию какое-нибудь отношение? Может, мне его специально подсунули?
Задумавшись, Сергей не заметил, как к его столику подошла официантка.
— Чем это вы занимаетесь? — исподтишка бросив взгляд в блокнот, спросила она.
— Что? — Николаев поднял голову. — А, это вы, Альбина. Вы что-то спросили?
— Да, я хотела узнать, что вы нашли интересного в своем блокноте? Уже минут десять сидите без движения, уставившись в него.
— Ну, это не так много, — усмехнулся журналист и сунул блокнот в карман, — многие известные ученые отдали герменевтике большую часть своей жизни.
— Кому? — переспросила официантка, присаживаясь за столик.
— Герменевтике Это очень старая наука, которая ищет смысл внутри текста. Еще в древнем мире она занималась изучением священных текстов.
— Вы тоже их изучаете?
— В какой-то мере. Но это все скучно для красивых девушек. Лучше подскажите мне, где я мог бы купить горчичники? А то у нас в городе их нет, и мне родственники сделали заказ.
— Горчичников нет? — изумилась Альбина. — Странно. У нас в любой аптеке лежат. Заходи и покупай.
— А может, у вас и горчичный порошок есть?
— Я только вчера видела в магазине. Навалом.
— Ну и благодать у вас, живете как буржуи. И горчичники есть, и порошок, и небось свой горчичный заводик?
— Да нет, заводика нет. Просто у нас курорт, люди болеют редко, и поэтому горчичники не пользуются таким спросом, как у вас.
— Наверное, — улыбнулся Сергей. — Ну а как насчет столика?
— Я заказала. Часам к девяти-десяти можете подойти. Раньше там делать нечего.
— А вы составите мне компанию?
— Ну, если вы приглашаете, то почему бы нет. Только мне надо будет заехать переодеться. Не могу же я сидеть с вами в ресторане в том костюме, в каком танцую в варьете.
— А что тут такого? Много одежды только портит фигуру женщины, а отечественная и вообще уродует ее.
— Слава богу, я уже давно не пользуюсь услугами нашей легкой промышленности. Вы подождите меня у своей машины, я сейчас соберу со столов посуду, и мы съездим ко мне за вечерним платьем.
Пока реставратор искал дом и разговаривал со стариком, железнодорожники поставили на путях длинный состав. Арнольду не хотелось лезть под вагонами, и он свернул к переезду, тем более что там скорей можно было поймать машину. Начало темнеть. На другой стороне железнодорожного полотна зажглись фонари. Мимо прошла электричка. За перестуком вагонных колес реставратор не расслышал шум приближающегося автомобиля, и только в последний момент что-то заставило его оглянуться и отпрянуть в сторону. Раздался глухой удар.
Машина остановилась. Из нее вышли трое мужчин. Один из них склонился над лежащим на обочине телом.
— Готов? — спросил тот, кто был повыше ростом.
— Кто его знает. Может, свет включишь?
— Ты что, спятил? Обыщи его карманы.
— Ключи, какая-то записка. Визитная карточка. Кошелек. Больше ничего нет.
— Кошелек положи на место, остальное убери.
— Что с ним делать будем?
— Тащите на рельсы. Сейчас должна пройти электричка.
Двое подхватили недвижимое тело и потащили к железнодорожному полотну.
На улицах города уже зажглись фонари, а на крышах и стенах домов реклама. Она сияла и мигала всеми цветами радуги, отбрасывая на проезжающие машины разноцветные блики и окрашивая лица праздношатающихся отдыхающих то в синий, то в красный, то в зеленый цвета, превращая их в участников огромного костюмированного бала.
— Сейчас направо и метров через сто остановитесь, — сказала сидящая на переднем сиденье Альбина.
Сергей притормозил возле трехэтажного особняка и спросил:
— Здесь?
— Да, — кивнула официантка, открывая дверцу. — Я вас не приглашаю, у меня там после сегодняшней ночной пирушки небольшой погром.
— Этот дом весь принадлежит вам?
— Он мне достался от покойного мужа.
— А сколько ему было лет?
— Сорок восемь.
— А вам?
— Тогда? Двадцать два. Я снимала комнату и работала в кафе. Потом мы поженились. Он был так добр ко мне.
— Сколько вы прожили вместе?
— О, совсем немного. Пять месяцев. Мне было так одиноко после его смерти.
— А почему он умер?
— Авария. У его машины отлетело переднее колесо, и он врезался в дерево. Говорят, он был навеселе.
— Странно, — пробормотал Николаев, — уж очень здесь большая смертность на дорогах.
— Что вы сказали?
— Это я так, про себя. А кем он работал?
— Вы меня расспрашиваете, словно следователь на допросе.
— Ну что вы, я просто журналист. А они, как дети, все ужасно любопытные.
— Он работал начальником автосервиса.
— Да, — еще раз бросив взгляд на дом, покачал головой Сергей, — большая шишка в наше время.
— Ну ладно, — улыбнулась Альбина, — не грустите. Я мигом.