Детектив и политика. Выпуск №4 (1989)

Но в них содержатся и доводы другой стороны — полиции. Объектом расследования — согласно официальной формулировке и, стало быть, объективно — являлось "исчезновение с целью самоубийства". Налицо были два письма семье и другу, — где ясно излагалась цель, а во втором письме также способ и час ее осуществления. И если в одиннадцать часов вечера 25 марта в Неаполитанском заливе этого не случилось, полиция по опыту и статистике склонна была заключить, что произошло это позже и в другом месте. Приняться выяснять, где и когда, значило бы просто терять время. Не требовалось ничего предотвращать, никого наказывать только найти труп. Решение такой задачи представляло важность для семьи: по-пиранделловски⁶ с этим были сопряжены скорбная, с годами все более смиренная уверенность, похороны, некрологи, траурные одежды, установка надгробья, куда можно было бы приходить; ни для полиции, ни, как выражаются американцы, для широкого круга налогоплательщиков важности оно не представляло. И даже если допустить, что Этторе Майорана не покончил с собой, а скрылся, то и тогда речь шла бы о поисках безумца. В общем, не стоило "отвлекать" людей ради розыска трупа, который мог обнаружиться только случайно, или же безумца, который (как подсказывали опять же опыт и статистика) рано или поздно где-нибудь объявится, и о нем сообщат.

Что Майорана не умер или, будучи жив, не лишился рассудка, не знала и помыслить не могла не только полиция, но и никто другой. Данный случай оставлял две версии: смерть и безумие. И, допусти полиция существование какой-нибудь иной версии, примись она искать Этторе Майорану живого и, как принято выражаться, в здравом уме, в безрассудство впала бы она сама. Впрочем, в тот момент никакая полиция — и уж тем более итальянская — не заподозрила бы, что исчезновение Майораны — результат исполнения продуманного трезвого замысла, и никакая полиция не смогла бы ему помешать. Ведь это значило вступить в борьбу с умнейшим человеком, который решил исчезнуть и с математической точностью рассчитал, как этого достичь. Ферми⁷ скажет: "Если бы Майорана, с его головой, задумал исчезнуть или устроить так, чтобы труп его не нашли, ему бы это наверняка удалось". Только один следователь согласился бы вступить в такого рода борьбу — шевалье С. — Огюст Дюпен из рассказа Эдгара По. Но полиция — какой она была, какая есть, какой не может не быть… Тут кстати вспомнить то, что Бергот в "Поисках" говорит о докторе Котаре и о медиках вообще: "Осел! Даже если предположить, что это не мешает быть хорошим врачом, в чем я, однако, сомневаюсь, то это мешает быть хорошим врачом художников, врачом людей интеллигентных… У интеллигентных людей болезнь на три четверти проистекает из их интеллигентности. Им, во всяком случае, требуется врач, разбирающийся в их болезни. А разве Котар может вас вылечить? Он установил, что вы плохо перевариваете соусы, что желудок у вас не в порядке, но он не установил, что вы читали Шекспира… Котар найдет у вас расширение желудка — для этого ему не надо осматривать вас, оно уже у него в глазах. Вы можете его увидеть — оно отражается у него в пенсне"⁸.

Остальное — молчание.

О том, что Муссолини, узнав о деле из "прошения" матери Этторе и письма Ферми, по их настоянию потребовал у Боккини папку с материалами расследования и на обложке чеканными буквами вывел "приказываю найти", а Боккини позже менее твердым почерком приписал "мертвые находятся, исчезнуть могут живые"; о том, что возникли домыслы о похищении или бегстве за границу; что делом заинтересовались секретные службы; что поиски велись необычайно активно, даже лихорадочно, — документальных свидетельств обо всем этом семья не имеет, кроме копии "прошения" синьоры Майораны и письма Ферми. Не исключено, что "прошение" какое-то впечатление на Муссолини произвело, чего никак нельзя предположить о письме Ферми.