Уэсли, моложавый, лысеющий, с лицом, хранящим выражение неизменной любезности, на протяжении всего полета курил трубку, а на вопросы Аркадия отвечал неопределенным похрюкиваньем. Они вдвоем занимали целый отсек.
— Вы понимаете слово "ответственность"? — вдруг спросил Уэсли по-английски.
— Это значит, что вы окажете мне содействие?
— Это значит, что данную операцию осуществляет ФБР и мы за вас отвечаем.
— Перед кем?
— Я рад, что вы задали этот вопрос. — Уэсли выбил трубку о пепельницу в подлокотнике. — Выдача — дело хлопотное, а мы не хотим новых осложнений, с нас и старых хватает. Вы понимаете слово "осложнение"?
— У нас "осложнение" означает нечто нежелательное, — ответил Аркадий. Самолет начал заходить на посадку.
— Так вот: без одного такого осложнения мы обойдемся. Не вздумайте просить политического убежища. Любой из других пассажиров может попросить, а вам нельзя.
— Но если они не хотят, а я захочу?
— Им можно, а вам нельзя, — повторил Уэсли. — Вопрос о том, кому следует предоставлять политическое убежище, а кому нет, решает наше бюро ФБР, и в отношении вас уже принято решение. Отрицательное.
— Но я же ничего не просил и не собираюсь, — отрезал Аркадий.
— В таком случае бюро с удовольствием возьмет на себя ответственность за вас.
Проходить таможенный досмотр им не понадобилось: прямо у взлетной полосы их поджидала машина. Они выехали через служебные ворота на скоростное шоссе.
— Мы с вашими обо всем договорились, — сказал Уэсли, располагаясь поудобнее на заднем сиденье рядом с Аркадием.
— Это с кем же?
— С КГБ.
— Но я не из КГБ.
— Вот и они утверждают то же самое.
За окошками мелькали разбитые или старые автомобили, брошенные у обочины. На кузове одного Аркадий успел прочесть надпись: "Свободу Пуэрто-Рико!".
— А, так вы считаете, что я из КГБ, потому что они утверждают обратное?
— Естественно. Но как бы то ни было, мы договорились, что операцией руководит бюро, если только вы не вздумаете просить убежища.
— А если бы вы поверили, что я к ним никакого отношения не имею?
— Это значило бы, что все данные о вас верны.
— Какие же?
— Вас обвиняют в убийстве. Вы кого-нибудь убили?
— Да.
— Ну, вот видите! Закон запрещает преступникам въезд в США. Я хочу, чтобы вы ясно представляли себе ваше положение. Официально вас здесь нет. Жаловаться можете в КГБ.
— А у меня будут такие контакты?
— Я приложу все усилия, чтобы это предотвратить.
Они давно уже ехали по улицам Нью-Йорка, и теперь машина остановилась перед гостиницей "Барселона". Уэсли вручил Аркадию ключ с биркой.
— От ее номера, — сказал он. — Везучий вы человек!
В вестибюле с кресла поднялся субъект с темными мешками под глазами, посмотрел на Аркадия, махнул газетой Уэсли, задержавшемуся снаружи у стеклянных дверей, еще раз посмотрел на Аркадия и снова сел.
Аркадий вошел в лифт, нажал на кнопку пятого этажа и прочел вырезанное на панели короткое похабное словечко.
Номер 518 был в конце коридора. У него за спиной приоткрылась дверь номера 513, но сразу захлопнулась, едва он оглянулся. Аркадий повернул ключ и вошел.
В номере было темно. Ирина сидела на кровати, поджав босые ноги.
— Это я заставила их привезти тебя! Мне грозили, что тебя убьют, и только поэтому они смогли от меня чего-то добиться. Но потом я сказала, что не выйду из номера, пока не увижу тебя!
Она подняла на него глаза, в их стояли слезы. Аркадий прикоснулся кончиками пальцев к ее губам — и вдруг заметил на тумбочке телефон. "Ямской подслушивает! — машинально подумал он. — А, нет, Уэсли”.
— Ты так и не сказал им, кто убил Ямского, — шепнула она, когда он с силой выдернул шнур из розетки. — Так и не сказал! Как я могла думать, что ты такой же, как все они! — Она впилась в него поцелуем и, словно обволакивая его всего, сказала: — Ну, вот и ты!
— Вот и мы! — ответил Аркадий. — Живые!