Стоит сильная засуха, так что огород Приблуды гибнет. Внезапно прилетает Зоя, предлагает Аркадию восстановить семью. В Москву им вернуться не разрешат, но они поселятся в каком-нибудь тихом городке, заведут детей. Аркадий прямо говорит ей, что он ее больше не любит, что они чужие. Зоя приходит в ярость и упрекает его: "Посмотри, что ты со мной сделал! Шмидт меня бросил и потребовал, чтобы меня перевели в другую школу. И можно ли его винить? У меня отобрали партбилет, и что с ним собираются делать, я не знаю. Ты искалечил мне жизнь, как и задумал с первого дня нашей встречи. Ты думаешь, я своей волей сюда пришла?"
Зоя тут же спохватывается, снова начинает уговаривать Аркадия, предлагает остаться на ночь. Но Аркадий думает только об Ирине.
Через месяц начинаются сильные торфяные пожары. Огонь подступает к усадьбе. Аркадий и Приблуда помогают пожарным, и Приблуда чуть было не погибает, но Аркадий вытаскивает его из огня. Некоторое время спустя Аркадий видит, как некий прилетевший врач дает Приблуде большой, чем-то наполненный шприц. Но ничего не происходит. В откровенном разговоре Приблуда объясняет, что потребовал письменного приказа, не получил его, и Аркадию опасаться нечего. В тот же день Аркадия увозят в Ленинград и доставляют во Дворец пушнины, где с ним ведет беседу генерал КГБ, сидящий за столом в окружении четырех полковников.
Генерал принял иронический тон.
— Меня убеждают, что все сводится к чисто любовной истории… — Он вздохнул. — Но лучше я расскажу вам историю о наших национальных интересах. Как вам известно, Аркадий Васильевич, сюда каждый год съезжаются коммерсанты из всех стран мира, чтобы истратить многие миллионы долларов на советскую пушнину. И не на норку — американская норка не хуже, если не лучше. Не на рысь — этих шкур слишком мало. Ну а каракуль в конечном счете всего лишь овчина. Нет, приезжают они в первую очередь ради нашего соболя. Ценится он не на вес золота, а много дороже. Как же, по-вашему, может отнестись правительство к утрате нашей монополии на соболя?
— Так у Осборна же всего шесть соболей, — растерянно произнес Аркадий.
— Вы знаете, Аркадий Васильевич, меня удивляет — и уже не один месяц, — как вы мало знаете! Городской прокурор Москвы, этот Унманн, сотрудник госбезопасности Иванов и другие люди по вашей милости лишились жизни, а вам так мало известно… — Генерал задумчиво провел пальцем по брови. Шесть соболей? Сотрудник Минвнешторга Мендель помог нам установить, что Осборн при содействии его покойного отца, заместителя министра внешней торговли, пять лет назад уже вывез за границу семь соболей. Из подмосковного зверосовхоза. Отец и сын Мендели считали, что это безопасно — мех у них не самый ценный, а о том, чтобы передать американцу баргузинских соболей, младший Мендель даже помыслить не мог. Так он утверждал, и я ему верю.
— А что с ним сейчас?
— Покончил с собой. Слабовольный трус. Но как бы то ни было, за пять лет семь соболей, украденных Осборном, дали к этому времени не один приплод. Их у него теперь по меньшей мере семьдесят. А Бородин достал для него шесть баргузинских самцов. Следовательно, через пять лет у Осборна будет минимум двести высококачественных соболей, а через десять уже две тысячи. И исторической монополии нашей страны на лучших соболей придет конец. Как вам кажется, Ренько, почему вы еще живы?
— А Ирина Асанова жива?
— Да.
Аркадий вдруг понял, что в Шатуру, под крылышко Приблуде, ему возвращаться не придется. А генерал продолжал:
— Вы нам нужны…
— Где она?
— Вы любите путешествовать? Не хотелось бы вам прокатиться в Америку?
Часть III. Нью-Йорк
Первым впечатлением от Америки были бортовые огни танкеров далеко внизу.