Детектив было закрыл глаза, как его затрясла Мариса.
— Ты что, совсем озверел? — только и спросила она с угрозой, проталкивая карандашом пробку винной бутылки.
— Ты про кисет? — с недоумением только и спросил он и достал его из сумки и передал ей — если бы я сам знал что это…
И он, закрыв глаза, перевернувшись на бок, уснул.
Мариса отставила бутылку, взяла в руки кисет. Нахмурилась. Где-то она уже видела эти символы. Она села на кровать, не раздеваясь, легла рядом с детективом, на коленях пролезла под его рукой, перевернулась, прижалась спиной к его груди, раскрыла, поднесла к лицу кисет, глубоко вдохнула ароматный запах грозовой травы.
Что-то забытое и очень приятное проснулось в ее сердце. Несмотря на то, что в комнате было прохладно и, вернувшись домой, они не стали топить печь, она мигом согрелась. Мариса прикрыла глаза и снова вдохнула из кисета. Как-то внезапно ей вспомнился дедушка и черная, ясная, но беззвездная, расцвеченная не то заревом пожара, не то каким-то другим огнем, ночь. Увиделись летящие мимо шпиля Собора на площади перед герцогским дворцом звезды, но на этот раз не на картине в зале, в комендатуре полиции Гирты, а почти что на самом деле. Но прошел миг, и образ уже сменился, обратившись бесконечным полетом через ветреную тьму, хлещущий в лицо дождь и яркий, пронзительный электрический свет из-за которого вокруг было ничего не видно.
— Как занятно! — удивившись, подумала в голос Мариса. Взяла большую щепоть, размяла на пальцах в пыль, глубоко вдохнула, как нюхательный табак, с тыльной стороны руки. У травы был приятный, терпкий, чуть горьковатый, но не как у табака, гораздо более мягкий привкус. Чихать от нее тоже не хотелось. Мариса прикрыла глаза и увидела приют, в котором прошло ее детство, сад, сложенный из валунов, покосившийся забор подпертый жердями, опутанные поздним, с большими темно-зелеными и желтыми листьями вьюном стены. Холодное, какое бывает в конце сентября, начале октября мокрое и пасмурное утро, где поднимающаяся от земли сырость пробирает до костей, а на темно-зеленой осенней траве и листве кустов, чьи цветы давно были срезаны и засушенных в гербарии, студеная утренняя роса застывает тонким белым инеем.
Она шла по саду, неся в руках грабли и ведро. Тощая нескладная девица с толстой темной косой и в латаном сером, не по размеру большом и неудобном плаще. Было еще совсем рано, только наступил серый пасмурный рассвет, но сегодня было ее дежурство, встать до начала занятий, пойти в сад, подмести, убрать с дорожек и клумб опавшие листья. За это утром ее ждала большая и горячая кружка разбавленного свежим козьим молоком кофе у натопленной кухонной печки и белый, испеченный с медом и травами хлеб.
В саду было безлюдно, холодно и тихо. Она опасливо обернулась на окна, на оплетенный вьюном фронтон дома, не видит ли кто, не колыхнется ли потревоженная рукой занавеска. Закрыла глаза и сделала шаг. Словно на миг порыв ветра подхватил ее, ударил в невидимые, раскрывшиеся за спиной крылья. Время качнулось и словно бы на долю секунды замедлило свой бег: Мариса открыла глаза. Она стояла в конце дорожки, все также держа в руках грабли и садовое ведро для опавших листьев. Было ли это во сне или на самом деле? Сколько лет прошло. Ведь так не бывает в этом мире. Быть может, все это приснилось ей и ей просто хотелось так думать, что она не обычная, а особенная, какая-то совсем другая, не похожая на всех остальных людей…
Мариса открыла глаза, отпустила руку детектива, посмотрела на свою ладонь. Длинные тонкие пальцы, привычные к бумаге и перу, ногти, обгрызенные от творческого сосредоточения. Один из них скоро сойдет — это она случайно прищемила палец дверью. Сейчас она чувствовала что-то необычное в этой, словно бы вдруг ставшей чужой и холодной, руке. Как будто что-то давно забытое и ушедшее, проснулась всего лишь на миг в ее сердце, наполнив ее какой-то непреклонной, реликтовой, холодной и чуждой всему живому и человеческому силой. Мариса повела ладонью, словно поверяя, слушается она или нет и¸ повинуясь ее движению, словно бы качнулся в комнате ветер. Мариса вздрогнула. Еще миг, она закроет глаза и снова почувствует тот далекий, оставшиеся в недосягаемом прошлом, которое она так хотела забыть, полет, вновь ощутит как раскрываются за спиной невидимые, но ощутимые почти как на самом деле крылья. И, словно почувствовав ее жест, Вертура во сне поймал ее руку, приласкал ее, прижал к груди. Обнял за плечо, ласково притянул еще ближе к себе. Уткнул в ее затылок лицо и тяжело и глубоко вздохнул. Мариса задрожала от приятного, согревающего волнения. Ее сердце как будто подскочило к самому горлу, нестерпимо и тяжело забилось в груди.